Эмиль Гилельс. Биография. Елена Федорович

расширению его общего кругозора, тому, что его выдающиеся (если не сказать больше) интеллектуальные и музыкальные возможности получили достойную пищу. Творческий потенциал, бродившей в незаурядном мальчике, под ее влиянием стал принимать формы осознанных художественных потребностей, реальных систематизированных знаний и о музыке, и об искусстве вообще. Она привела его в общество А. М. Сигала – одесского врача и музыканта, в чьем доме устраивались регулярные музыкальные собрания, где Гилельс много слушал музыки, лекций об искусстве, играл сам. Она расширила его репертуар, познакомила его с новой музыкой, сделала систематическими его посещения концертов и спектаклей. Все это впитывалось им.

      Упомянув об Александре Марковиче Сигале, сыгравшем видную роль в творческом становлении Гилельса, невозможно не привести окрашенный юмором фрагмент воспоминаний о нем самого Эмиля Григорьевича: «Профессор Сигал играл важную роль в Одессе. Он учился музыке за границей и был хорошим, культурным музыкантом. Он очень любил Листа и особенно Римского-Корсакова. Но он был очень плохим дирижером. Однажды он аккомпанировал Третий концерт Рахманинова Горовицу. Это были грандиозные скачки через партитуру, и я за давностью лет не помню точно, как они из этого выпутались. Сигал был президентом Одесского филармонического общества, и они с Рейнгбальд были хорошими друзьями. Сигал приглашал многих известных музыкантов к себе домой, и я получил возможность иногда присутствовать; он представил меня многим известным артистам и ввел в музыкальную жизнь города. Одесса была очень живым, активным городом, где многие врачи, архитекторы и другие представители интеллигенции очень интересовались музыкой – особенно камерной».

      Одновременно предметом пристального внимания Рейнгбальд были собственно фортепианные занятия Гилельса. Мальчик пришел к ней с Концертом Листа, вальсами Шопена, виртуозными обработками Скарлатти – Таузига и пр. Нетрудно представить (вспомнив также «страшные», по словам Зака, инструктивные этюды), что двигательных проблем как таковых у него уже не было. Рейнгбальд занялась качеством его пианизма.

      Сложно представить, как, будучи сама пианисткой, значительно менее оснащенной технически, чем Гилельс-подросток, она сумела привить ему такие качества пианизма, которые во всей истории фортепианного искусства имели лишь единицы. Ведь на Всесоюзном конкурсе, три года спустя, уникальный гилельсовский пианизм уже был при нем – это сделала Рейнгбальд (на базе, заложенной Ткачом, разумеется). При нем был уже и «золотой», по позднейшему выражению Нейгауза, звук, и умение интонировать каждую ноту в виртуозных пассажах, их немыслимая ритмическая и звуковая ровность, громадный динамический диапазон, завораживающий ритм и многое другое.

      Конечно, у него, помимо двигательной одаренности, был уникальный слух, позволяющий отправлять в кончики пальцев совершенные сигналы. Нельзя забывать применительно к звуку также