Унум. Марк Арнаутов

чем должен был сработать будильник. Потянувшись, она почувствовала, как затекшие от неудобной позы мышцы неохотно откликаются на движение.

      Ее квартира на 47-м этаже всегда встречала утро раньше, чем нижние уровни города – свет проникал сквозь жалюзи, которые она забыла закрыть, как обычно, заработавшись допоздна. Сейчас этот свет казался странно красноватым, пульсирующим, не похожим на обычное утреннее солнце Сан-Франциско.

      Опустив босые ноги на прохладный пол и, накинув легкий халат, она подошла к окну посмотреть, что стало причиной такого раннего пробуждения. Сердце ее сжалось от представшего зрелища. Вдалеке на западе города, горизонт полыхал оранжево-красным заревом. Клубы дыма поднимались над несколькими кварталами, образуя столбы, которые ветер растягивал в сторону залива.

      – Опять, – прошептала она, прижав ладонь к стеклу.

      Ребекка потянулась к планшету, лежавшему на журнальном столике. Несколько быстрых движений – и экран ожил новостной лентой. Заголовки пестрели уже привычными словами: «беспорядки», «столкновения», «религиозные конфликты».

      «Новое обострение религиозного противостояния в Западном секторе. Евангелисты и неопятидесятники вступили в открытый конфликт. Причиной стали разногласия в толковании Откровения Иоанна Богослова. По предварительным данным, пострадало не менее 27 человек…»

      Ребекка отложила планшет и потерла виски. За последние пять лет такие зарева стали привычной частью городского пейзажа. Сначала сунниты с шиитами, потом католики с протестантами, теперь вот внутрипротестантские распри. Казалось, человечество, получив в свои руки невиданные технологии, все равно продолжало цепляться за древние способы самоуничтожения.

      В ванной комнате, под прохладными струями воды она вспоминала, что послужило толчком к этой катастрофе. А началось это с искры, незаметной в потоке новостей. Небольшой религиозный конфликт на границе Индии и Пакистана – такие вспыхивали и раньше, десятилетиями тлея и затухая. Но в этот раз пламя не погасло.

      В Кашмире радикальные индуистские группировки атаковали мусульманские поселения после слухов об осквернении храма. Ответное насилие не заставило себя долго ждать и привело к эскалации. В течение месяца локальный конфликт перерос в полномасштабные столкновения вдоль всей границы. Социальные сети наполнились видеозаписями жестокостей, совершаемых обеими сторонами, религиозная риторика ожесточалась с каждым днем.

      Премьер-министр Индии, долго балансировавший между государственным секуляризмом и поддержкой индуистского национализма, оказался перед выбором. В какой-то момент давление радикального электората стало слишком сильным. Ребекка вспомнила ту памятную речь, в которой он заговорил о «священном долге защиты культурного и духовного наследия нации от тех, кто желает его уничтожить». Не указывая виновников, он обозначил новый курс государственной политики. Пакистан ответил мгновенно. Президент страны, чья власть и раньше зависела от поддержки исламских партий, объявил о «священной обязанности защиты общины». Военные приготовления с обеих сторон ускорились.

      Первые авиаудары застали мир врасплох. Две ядерные державы перешли ту красную линию, которую все считали неприкосновенной. Пока дипломаты пытались склонить стороны к переговорам, конфликт расширялся. Бангладеш, раздираемый внутренними противоречиями между светской властью и исламистами, тоже был втянут в эту войну. В Шри-Ланке возобновилась конфронтация между буддистами и индуистами.

      Глобальное информационное пространство, уже поляризованное и насыщенное нарративами, разделилось на враждебные лагеря. То, что начиналось как региональный конфликт, приобрело идеологическое измерение, находящее отклик далеко за пределами Южной Азии.

      В Европе, с её неразрешенными проблемами интеграции иммигрантов, вспыхнули беспорядки. То, что политики до последнего вуалировали «инцидентами» и «всплесками групповой преступности», на деле становилось противостоянием диаспор, организованным по религиозному принципу. Пригороды Парижа, Брюсселя, Стокгольма превратились в зоны конфронтации. Европейские правительства, скованные собственной риторикой толерантности и сложными коалиционными договоренностями, реагировали медленно и непоследовательно. Президент Франции выступил с невнятной речью о «незыблемых принципах секуляризма», но когда христианские храмы подверглись нападениям, а затем последовали ответные атаки на мечети, бездействие властей воспринялось как слабость.

      Крайне правые движения моментально заполнили образовавшийся вакуум. Их лидеры начали говорить о «защите христианской Европы» и «противостоянии исламизации», находя всё больший отклик у напуганного населения. На востоке континента правительства Венгрии и Польши открыто заговорили о «христианском характере» своих наций и необходимости его защиты.

      На Ближнем Востоке ситуация усугубилась из-за многолетних противоречий между шиитами и суннитами. Саудовская Аравия и Иран, давние региональные соперники, воспользовались глобальной нестабильностью для усиления своего влияния. Под лозунгами защиты единоверцев они