Корона бургундов. Андрей Посняков

Хильде великоватое и забранное булавками в смешные, топорщащиеся на боках и спине, складки.

      – Сирота ты моя, сиротинушка.

      – Ты чего смеешься-то? – обиженно дернулась девушка. – Платье мое не нравится? Так мне и самой. Сейчас и сброшу. Только помоги расстегнуть, там сзади…

      Сзади были пришиты пуговички, тоже сиротские, беленькие, такое впечатление – от кальсон. Едва сдерживая смех Родион расстегнул одну, вторую, третью… четвертая отскочила сама – неплотно была пришита. Обнажив худенькую спину, молодой человек поцеловал ее меж лопатками, погладил плечи… что-то треснуло… платье? И черт с ним, все равно не носить.

      – Эй, эй, ты что делаешь?

      – Глажу твою грудь. Тебе не нравится?

      – Вообще-то, нравится. Но мог бы и сам сбросить все эти дурацкие тряпки.

      Молодой человек не заставил себя долго упрашивать, уж, конечно, можно было его понять, особенно, когда освобожденная от одежды Хильда повернулась, обняла мужа за плечи, прижалась, призывно открывая губы для поцелуя…

      С жаром целуя жену, Рад продолжал ласкать ее прекрасное тело, такое трепетное и гибкое, ощущал шелковистую нежность кожи, ямочки на пояснице, и…

      Ах!

      Томно дыша, влюбленные супруги повалились на ложе, молодые тела их слились, а в голове будто ударил колокол тягучим и сладостным звоном. И все вокруг померкло, и стучала в висках молоточками кровь, и было их сейчас только двое – Хильда и Родион. И никого…

      – Милая… как хорошо, верно?!

      – Осподине, кадку ставить куда?

      Господи… Это кто еще тут? Не вставая, молодой человек медленно повернул голову, увидев только что вошедшего раба с деревянной бочкой в руках. Невольник был молод, но, как видно, силен, сквозь нечесаные светлые патлы пронзительно синели глаза, а на шее – на шее поблескивал железный ошейник.

      – Так кадку-то куда?

      – Там, в уголке поставь. Что это у тебя за украшение? Никак в побеги пускался?

      – Пускался, осподин, – парень тяжко вздохнул.

      – Чего ж не убег?

      – Поймали. Да и народа моего уже нет, вырезали дулебы, один я и остался. Без роду теперь, без племени.

      – Мстить, небось, будешь?

      – Уже отомстил, – раб хищно скривился, и в синих глазах его полыхнуло на миг жуткое злое пламя.

      А ведь он совсем еще юноша, – почему-то подумал Рад. – подросток.

      – Тебе сколько зим?

      – Вроде пятнадцать прошло. Точнее не помню.

      – Да ты кадку-то не держи, поставь наконец! Что пялишься? Красивая у меня жена?

      – Очень! Я раньше думал – таких красавиц и не бывает.

      Тут Хильда не выдержала, зашлась в смехе, ничуть не стесняясь, спросила:

      – Это ж в какой глуши ты жил?

      – На полночь идти долго-долго. Там где стужа, где льды и день зимой – синий да черный. А летом… – парнишка мечтательно улыбнулся. – Летом почти по полгода день – длинный, светлый.

      – Ты нам сказки-то не рассказывай – «по полгода день», – махнув рукой, передразнила Хильда. – Ладно врать-то! Кадку поставил? Давай-ка,