История Греции. Том 7. Джордж Грот

не сочли хорошей тактикой открыто заявлять о своей истинной причине отказа от мира, а именно о том, что он не обеспечил им возвращения Солиона и Анактория: во-первых, это был вопрос, в котором их присутствующие союзники не были заинтересованы; во-вторых, это не давало valid оправдания их сопротивлению решению большинства. Поэтому они заняли позицию, основанную на предлоге, одновременно великодушном и религиозном; на той оговорке о религиозных scruples, которую сам лакедемонский посол допустил, и которая, конечно, должна была толковаться каждым членом согласно его собственному благочестивому чувству. «Именно религиозное препятствие (утверждали коринфяне) помешало нам присоединиться к миру с Афинами, несмотря на решение большинства; ибо мы ранее обменялись клятвами, отдельно от союза, с фракийскими халкидянами во время их восстания против Афин: и мы нарушили бы эти отдельные клятвы, если бы приняли мирный договор, в котором эти халкидяне были abandon. Что касается союза с Аргосом, мы считаем себя свободными принять любое [стр. 16] решение, которое сочтём подходящим после консультации с нашими присутствующими здесь друзьями». С этим unsatisfactory ответом лакедемонские послы были вынуждены вернуться домой. Тем не менее, аргосские послы, также присутствовавшие на собрании с целью побудить коринфян немедленно реализовать надежды на союз, которые они подавали Аргосу, также не смогли добиться определённого согласия, получив просьбу вернуться на следующую конференцию. [26]

      Хотя коринфяне сами выдвинули идею нового аргосского союза и компрометировали Аргос открытым провозглашением, теперь они колебались в исполнении своего собственного плана. Их сдерживала отчасти, несомненно, горечь лакедемонских упрёков; ибо открытый разрыв, помимо его серьёзных политических последствий, оскорблял давние чувства; но ещё больше – обнаружение того, что их друзья, согласные с ними в отвержении мира, решительно отказываются от открытого разрыва со Спартой и союза с Аргосом. В эту категорию входили беотийцы и мегарцы. Оба этих государства – предоставленные своим собственным впечатлениям и суждению лакедемонянами, которые не обращались к ним с отдельным призывом, как они сделали с коринфянами, – спонтанно отвернулись от Аргоса, не столько из-за aversion к аргосской democracy, сколько из sympathy с олигархией в Спарте: [27] их связывало общность интересов, не только как соседей и заклятых врагов Аттики, но и как имеющих каждый тело демократических изгнанников, которые могли получить поддержку в Аргосе. Обескураженные сопротивлением этих двух важных союзников, коринфяне медлили с поездкой в Аргос, пока их не подтолкнул новый случайный импульс – обращение элейцев; которые, горячо embracing новый проект, отправили послов сначала для заключения союза с коринфянами, а затем для вступления Элиды в союз с Аргосом. Это событие так [стр. 18] укрепило коринфян в их прежнем плане, что они вскоре отправились в Аргос вместе с фракийскими халкидянами,