Перевоспитать дикаря. Инструкция от попаданки. Керри Лемер

какой душок исходил от этого куска ткани. А что за ней может скрываться, приходилось только догадываться. Чтобы преодолеть путь до этой шторки, нужно было еще встать, а затекшие мышцы не хотели слушаться.

      Пришлось прибегнуть к старому и проверенному методу, хорошенько постучать по ногам кулаком, и при этом вытерпеть удивленный взгляд лысого. Он от такого действия аж рот приоткрыл, сверкая деснами.

      Ха, как бы он удивился, если бы я начала полы мыть. Вот уж, чего здесь по-настоящему не хватало, стопы буквально прилипали к поверхности обработанного дерева, собирая каждую соринку. Здесь и песок, и застывшая грязь, какая-то гнилая листва, маленькие камушки, которые первым делом впивались в кожу.

      Шипя и фыркая, добралась до ужасной шторки, брезгливо отодвинула ее в сторону и громко возмутилась:

      – Чума – болотная. – Рыкнула, узрев глиняный горшок, размером с приличный тазик.

      Лысый тихо похрюкивал от смеха. Конечно, не ему жизнью предстояло рисковать, чтобы естественную нужду справить. В тот момент была не против даже просто сбегать в кустики. А осознав, что лопуховыми листьями здесь заменяли туалетную бумагу, искренне посочувствовала Линее, ее идея с побегом уже не казалась глупой. Все же быть съеденной медведем, не худший исход, когда на горизонте маячила дизентерия.

      Повздыхала, поматерилась и махнула на все рукой. Бывали в моей жизни ситуёвины и похуже, два брака за плечами и лихие девяностые, а это вам не шутки. У меня ведь из родни только дед и бабка были, а мать свалила в закат к своему американ бою. Родного отца никогда не видела, он для меня оставался существом эфемерным.

      Чего только в жизни не было, и самогоном торговала по малолетству, и пирожками на вокзале, а все к одному, деньги зарабатывала. С малых лет приходилось трудиться, да так и вошло в привычку, батрачить не покладая рук. Комнату в общаге получила в семнадцать лет по чистой случайности. Деда с бабкой не стало, а их участок и кривой домик быстро к рукам прибрали. Меня хотели забрать в интернат, но посмотрели, что на ребенка я никак не тяну, и махнули рукой.

      Образования у меня не было, а кушать хотелось всегда, вот и приходилось работать, как вол. Сначала, чтобы мужа художника прокормить, который почему не насыщался чувством прекрасного, а требовал мясо и побольше. Послала его, Малевича недоделанного, вместе с его картинами, захламившими комнату в общаге и весь общий коридор.

      Глупая была, в восемнадцать лет все в розовых тонах и с бабочками в животе. Влюбилась, думала, вдвоем проще выживать, а оказалось, что только больше себя на дно опускала.

      Клялась, божилась, что ни за что моей ноги в ЗАГСе больше не будет, и все равно в этот капкан угодила. И не к абы кому, к целому бизнесмену-погорельцу, но распинался он знатно, небо в алмазах обещал, а все, что поимела с него: тулуп. А уж сколько он продуктов съедал, пришлось даже на вторую работу устроиться, словно за ротой солдат замужем побывала. Еще и дружков своих кормил.

      Терпение лопнуло через два года такой жизни, отправила второго мужа пинком под зад, прямо в чем был: в дырявых семенниках в горошек, а следом и