Юность Барона. Обретения. Андрей Константинов

в данный момент сжимала ополовиненную чекушку. Явно не первую за сегодняшний день.

      Выдернув из горлышка газетную затычку, парень изобразил приглашающий жест – мол, не желаешь?

      Барон отрицательно качнул головой.

      Пожав плечами (дескать, было предложено), парень принял внутрь большой глоток, поморщился, рыгнул, не без усилия, но удержал горячительное содержимое в себе. После чего аккуратно заткнул бутылку и убрал во внутренний карман линялого пиджака.

      – Стесняюсь спросить: на папиросы не богаты?

      – Богачом себя не ощущаю, но имеются.

      – Будь другом, дай твоих покурить? – распознав своего, попросил БОРЯ. – А то чужие надоели.

      – Тебе бы сейчас не папиросу, а супу похлебать. Пока совсем не развезло, – заметил Барон, доставая портсигар. – Держи. Спички-то есть?

      – Благодарствую. Уж этого дерьма…

      Парень жестом фокусника чиркнул спичку о грязный сломанный ноготь.

      Профессионально, по-блатному, закурил в кулак.

      – А супу – да, оно бы неплохо. Но другим разом. Потому как «подаришь» уехал в Париж, остался только «купишь».

      – Понятно. Давно от Хозяина?

      – Третьи сутки на перекладных. Ша! А ты откуда… весь такой осведомленный?

      – Интуиция.

      – Чего сказал?

      – Я говорю, догадался. За что чалился?

      – За недоразумение.

      – Приятно поговорить с образованным человеком. Домой направляешься?

      – Не домой, но через: заскочу на пару деньков в родные края. Имею желание сперва за Галькины дойки подержаться, а после к председателю зайти. Оченно хочется услышать в его исполнении популярную песню.

      – Ну, про Гальку понятно. А что за песня?

      – «За-а-чем он в на-ааш колхо-оз приеха-ал? За-ачем на-аа-рушил на-аш по-окой?»

      – Так ты, выходит, пейзанин?

      – Ты это чем щас в мою сторону швырнулся? – напрягся парень, учуяв насмешку.

      – Я говорю, труженик полей?

      – Агась. Труженик. По чужим лейкам.

      – Пойдем, Боря, составишь компанию. Я как раз в вагон-ресторан направляюсь. Супом угощу. За вкус не ручаюсь, но горячо будет.

      – А ничё что я небритый?

      – Если морду в шлёмку макать не станешь, может, и обойдется.

      Парень глумливо сложил ладошки домиком:

      – Обзовись, благодетель?!

      – А зовут меня просто – Демьян Зосипатыч. Пошли…

      Через пятнадцать минут Борис, держа тарелку на весу, жадно хлебал фирменный, от шеф-повара, московский борщ с якобы копченостями, одновременно с воодушевлением поглядывая на порцию только что принесенных официанткой сосисок с зеленым горошком. Барон, пока не подоспели заказанные биточки, коротал время за пивом – теплым, но на вкус относительно свежим, и изучал глазами посетителей кочевого ресторана.

      Таковых в этот близкий к полуночи час было немного: чинно вечеряющая благообразная супружеская пара, в одиночестве опустошающий штофик коньяка типичный командировочный да шумная компашка, представленная двумя старлеями-летунами, закадрившими попутчиц-студенток. Возвращающиеся из отпусков господа офицеры, держа марку, заказали на десерт шампанское и фрукты, наверняка изрядно облегчив тем самым содержимое своих кошельков. Это ведь только в песенной интерпретации «летчик высоко летает – много денег получает». Опять же, в концовке отпуска на кармане у правильного служивого человека редко остается больше чем на такси и на опохмельное послевкусие.

      Летуны взахлеб травили байки, активно помогая себе руками, а девицы шумно охали, не забывая при этом налегать на виноград.

      – Уф-ф! Люблю повеселиться, а особенно – пожрать!

      Борис отставил пустую тарелку и с выражением блаженства на лице откинулся на спинку диванчика.

      – Как супец?

      – Борщец – зашибец! Хотя здешний ложкарь, по ходу, приворовывает. По крайней мере без казенного мяса всяко не сидит.

      – Раз не сидит, значит, когда-нибудь сядет.

      – Ему только на пользу. Но все равно последний раз я такой наваристый супец годика эдак полтора взад пробовал, – Борис задумался. – Могу даже конкретное число назвать: в ночь на 24 февраля тыща 961 года.

      – Это что ж вам, по случаю праздника рабоче-крестьянской красной армии, усиленную пайку замастырили?

      – Как же, дождесси от них. Но ход мысли, Демьян Зосипатыч, правильный. В честь праздника духи тогда перепились люто. Утратив не только ум, честь и совесть, но и бдительность. Вот мы тогда, под шумок, кобелька конвойного – во-от такенный загривок, ростом чуть повыше по́ней в цирке, а злющий – уууу! Короче, прямо в питомнике его удавили, вынесли и на мясо пустили. Ох и пируха была!

      – Мерзость какая! – Барон покосился на и без того не шибко аппетитно выглядевшие, скукожившиеся от перевара сосиски. – Ты бы повременил с воспоминаниями? А то я после