Заметки скандального кинопродюсера. Константин Олегович Филимонов

что классный! Я хоть выспался!..

      Понимающе машу рукой:

      – Ладно! Пошли на банкет – «поляна» накрыта!

      – Не могу! Прости, Олегович!.. Мне надо в Ярославль. Утром съемка!

      Оказывается, он примчался в Москву, только чтобы я не обиделся.

      Поспал в кинотеатре, руку мне пожал, поздравил и поехал назад.

      Сумасшедший…

* * *

      Я собрался уезжать из России. Навсегда.

      У меня на сердце тоска, хоть и мечтал уехать.

      Встретились с Володей в кафе на Старом Арбате.

      Он пьет чай, я – коньяк. Болтаем о том о сем.

      Но он «под кожу» не лезет – видит, как мне херово…

      В этот момент в кафе входят пять веселых туристов-французов в сопровождении маленькой, плохо одетой русской тетки-гида.

      Заметно, что женщина очень суетится, нервничает – лишь бы угодить своим зарубежным подопечным.

      Когда французы, беззаботно гомоня меж собой, уселись-таки за стол у окна, тетка-гид в полуприказном тоне прокричала через весь зал двум официанткам, стоявшим у бара:

      – Девочки, быстро обслужите нас. У меня французская делегация, и мы не можем ждать!

      Непонятно почему, но меня взбесили эти слова, это неприкрытое вечно холопское «совковое» желание выслужиться перед иностранцами.

      И я со всей силы грохнул кулаком по столу, подскочил и дико заорал на тетку:

      – Эй, мышь церковная! Ты че перед ними стелешься, как отставная шлюха?.. Ты можешь себе представить, чтобы во Франции перед русскими так спину гнули? Так почему эти девочки, твою мать, – я показал на официанток, – должны перед лягушатниками прогибаться?..

      – Костя, угомонись! – утихомиривал меня Володя, встав, на всякий случай, между мною и притихшими французами.

      Но меня уже понесло:

      – Да че угомонись?! Че угомонись? Мы что – пальцем деланные?.. Кто нас в мире уважать станет, если мы сами себя не уважаем?! Ебтыть, даже в Москве сами себя в говно втаптываем!!!

      Официантки благодарно, застенчиво улыбались. Французы, ничего не понимая, испуганно хлопали глазами. А тетка-гид, и без того маленькая, съежилась до молекулы.

      Мы вышли на улицу.

      Турчинский смеется:

      – Олегович, ты чего взорвался, как фугас? Это же я – «Динамит», а не ты!

      – Как же так?.. – не унимался я.

      А Владимир улыбнулся:

      – Остынь, кипяток!.. Че ты взъелся на эту тетку? Может, она с детства в совершенстве знает французский, а во Франции никогда не была! И вообще дальше Южного Бутово не путешествовала. У этой «мыши», как ты ее назвал, в кои-то веки выпал шанс за чужой счет в Париж смотаться, а ты ей весь кайф обломал!..

      Я скрипнул зубами:

      – Да я даже не на нее!.. Я на всех нас – на русских – взъелся! Ох, не любим мы себя! Ох, не любим!!!

      Турчинский хитро прищурился и тихо-тихо:

      – Костя, знаешь: есть такое стихотворение о матушке России и обо всех нас. Геннадий Шпаликов написал:

      Не верю ни в Бога, ни в черта,

      Ни в благо, ни в сатану,

      А верю я безотчетно

      В нелепую эту страну!

      Она чем нелепей, тем ближе,

      Она