Ангел в зелёном хитоне (сборник). Ольга Покровская

ты один. Творчество, галлюцинации, седьмая партита – всё это, как ни крути, вопрос одиночества…» – задушевно вещал Радомский и, кажется, собрался уже углубиться в психологию человеческих отношений, но тут Йозеф сделал резкий вдох и на выдохе швырнул в него сахарницей.

      Заперев за взвизгивающим Радомским калитку, Йозеф вошёл в дом, закрыл окна, пианино задвинул креслами и остаток дня пролежал на диване, скрючившись, чувствуя в себе сердце предка, погибшего под Веймаром в лагере. Постепенно видение преобразилось – он стал собакой из Откиного приюта, закольцованной в языках пламени. Любящие доброжелатели, оставшиеся за стеной огня, были бессмысленны, как ливень на другом полушарии.

      Павел Адамович вернулся домой с шишкой надо лбом, липкой от растаявшего сахара.

      – Сбрендивший идиот! Мистик хренов. Возомнил о себе! – высказался он, пока Светка мазала больное место троксевазином. – Поздравляю тебя, Валера! Этот чукча включил тебя в свои галлюцинации! Ты у него теперь наряду с прочими являешься слушать Баха! Что смотришь – польщён? В Лейпциг вы, оказывается, прогуливаетесь! И сотри ты к чёрту музыку его! До добра не доведёт! Я ему объясняю – болен ты, брат! А он – сахарницей!

      11. План

      Вечером следующего дня Валера приехал в садовое товарищество «Нарцисс» и, остановившись перед запертой калиткой Йозефа, позвал хозяина. Помолчал, позвал ещё и, не дождавшись ответа, перелез через штакетник.

      В саду – на столе под дубом – стояла неубранная посуда. Два плетёных кресла валялись на боку, сбитые порывами ветра.

      Хрустя по сахарному песку, Валера приблизился к крыльцу. Помедлил немного, взошёл по зыбким ступеням и постучал.

      – Йозеф Германович, можно зайти? Это Валера!

      Ни ответа, ни шороха. Валера тихонько толкнул дверь – открыто. Вдохнул поглубже для храбрости – и самовольно вломился в дом.

      В чистейшей комнате, в углу чёрного кожаного дивана, хрупкий и невесомый Йозеф сидел по-турецки и сжимал в ладонях ключ, каким настройщики подтягивают колки.

      – Слава богу! Йозеф Германович! А я уж не знал… – воскликнул Валера и в следующий миг понял, что обрадовался рано.

      Йозеф, застыв в своём имени, как в колючем гнезде, немо взглянул на вошедшего.

      – Я знаете почему приехал? – волнуясь, заговорил Валера, и его просторное русское лицо с кудрями надо лбом порозовело. Он сел перед диваном на корточки и в отчаянии поглядел на Йозефа. – Павел Адамович там вам наплёл… Вы плюньте вообще на этот бред! Они не знают, они у вас не были, а я был! Пошлите вы его, слышите!

      И вдруг осекся, поняв, что объясняться не перед кем. Йозефа не было. Он вроде бы присутствовал в комнате, но лишь физически – а дух развеялся. Покинутая плоть морщила брови, щурила глаза, сжимала пальцы, силясь восстановить единство – но душа была вольна и не желала возвращаться в застенок.

      – Почему вы ему поверили, а себе нет? Ведь всё так и есть, как вы ему рассказали! Я правда вас слушаю! – грянул Валера