Инструкция к Распаду. Книга 2: Эхо Распада. Владимир Евгеньевич Лазовик

Он слышал обрывки разговоров, видел расширенные от ужаса или любопытства глаза, ловил панические взгляды, которыми одноклассники обменивались за его спиной. Слухи были дикими: проклятие висело над их школой, говорили одни; это дело рук секты, шептали другие; маньяк ходит по району, пугали третьи. Кто-то даже вспомнил про Костин конфликт с Марком, но эта мысль тонула в общем хоре фантастических версий и быстро затихала – личность Марка Левицкого не вызывала вопросов. Его "щит", сотканный из невозможного желания, работал безупречно. Никто не смотрел на него с прямым подозрением.

      Но щит не блокировал страх. Он не отменял инстинктивного ощущения неправильности, исходящего от Марка. Его холодность, его внезапно обострившаяся отстраненность, его идеальные, но безжизненные ответы на уроках – все это замечали. Люди сторонились его. Не обвиняли, нет. Просто… сторонились. Словно чувствовали исходящий от него холод, не понимая его природы.

      Марк фиксировал это с бесстрастностью сейсмографа. Отчуждение окружающих – приемлемый побочный эффект. Даже полезный – меньше ненужных контактов, меньше помех. Главное – его цели не вызывали вопросов. Его действия не вызывали подозрений. Система работала.

      Он заметил Шона у расписания. Тот вернулся в школу вчера, после недели отсутствия. Выглядел плохо – бледный, под глазами тени, двигался скованно, постоянно поправляя очки. Его взгляд был затравленным, но когда он встречался с Марком, в нем загоралась привычная собачья преданность, смешанная теперь с новым, глухим ужасом. "Клеймо" и "Поступок" делали свое дело. Шон стал еще более покладистым, выполнял любую просьбу Марка с лихорадочной, почти роботизированной точностью, но его внутренняя паника (результаты гистологии еще не были готовы) была почти осязаема.

      «Марк… привет», – Шон шагнул к нему, нервно оглядываясь. «Ты… тебе что-нибудь нужно?»

      «Пока нет, Шон», – ответил Марк ровно. «Как самочувствие?»

      «Н-нормально… Почти», – Шон поежился. «Врач сказал… все сделали вовремя. Наверное».

      «Хорошо», – кивнул Марк и пошел дальше, оставляя Шона дрожать у стены. Эмоциональное состояние Шона было зарегистрировано и отложено как несущественное на данный момент. Он функционировал – и это было главным.

      В коридоре его перехватил Макс. Его обычный энтузиазм сменился тревогой.

      «Марк! Здорово… Слушай, это какой-то кошмар… Сначала Костя, теперь Анд… Что происходит вообще?»

      Марк посмотрел на него. Запрос: «Текущие мысли Макса Рябова относительно меня».

      Ответ мгновенно заполнил сознание: «Страх. Непонимание. Марк стал другим. Холодный. Чужой. Пугает. Но он умный, может, знает что-то? Нет, лучше не спрашивать. Держаться подальше. Жутко рядом с ним».

      «Да, Макс. Странные времена», – ответил Марк вслух, его голос был идеально ровным, лишенным каких-либо эмоций. Он видел страх в глазах Макса, чувствовал исходящее от него желание отстраниться. Щит работал – вопросов к нему не было. Но была реакция. Отторжение.

      «Просто будь осторожнее», – добавил Марк и пошел дальше, не давая Максу возможности продолжить разговор.

      Он вошел в класс. Сел за свою парту. Достал учебник. Система работала. Он был неуязвим для прямых вопросов и подозрений. Но мир вокруг него трещал по швам. Смерть и необъяснимые события порождали хаос. И хотя этот хаос пока не касался его напрямую, Марк начинал смутно ощущать, что абсолютный контроль над своей личностью не гарантирует абсолютного контроля над реальностью. Мир вокруг продолжал жить по своим законам, реагируя на его вмешательство страхом, паникой, распадом.

      И этот шум за стеной его внутренней тишины становился все громче. Он не вызывал у Марка тревоги. Пока нет. Только холодное, аналитическое наблюдение. Но он фиксировал изменения. И готовился к следующим ходам в этой все более искаженной игре.

      Вечер опустился плотной, бархатной завесой. Марк сидел за своим столом, в идеальном порядке которого теперь появился новый, чужеродный элемент – Черный Куб. Он был ключом, инструментом, источником. Но чьим ключом? Чьим инструментом? Чьим источником? Эти вопросы, единственные, которые его внутренний "щит" почему-то не блокировал полностью (возможно, потому что они касались не его личности, а внешнего фактора?), зудели на периферии сознания.

      Успех трех сделок был неоспорим. Щит работал. Информация была доступна (при правильном запросе). Деньги ждали своего часа на анонимных счетах. Но Марк не был бы собой, если бы удовлетворился этим. Незнание раздражало. Непонимание первопричины – это слабость, уязвимость в его системе контроля. Он должен был знать.

      Он помнил первый опыт с инфо-способностью – хаотичный, всепоглощающий шквал данных о Шоне, который едва не свел его с ума. Он сделал выводы. Ключ – в точности формулировки. В предельной конкретизации запроса. Запросить "всю правду о Кубе" было бы самоубийством. Нужно было разбить вопрос на части, задать четкие параметры.

      И он должен был сделать это здесь, в своей комнате. В своей крепости. Если снова случится перегрузка, он должен быть в безопасном, контролируемом