Добро пожаловать в Купер. Тарик Ашканани

>

      Думаю, эту историю они уже слышали. Проблема в том, что я никогда не умел хорошо рассказывать. Не мог придумать, с чего начать. Тут ведь самое важное – произвести впечатление. Это я понимаю. Завладеть их вниманием, чтобы оно не ослабевало до самого конца. А историй у меня хватает… Выбери какой-нибудь момент, приятель, говорят они, как будто мы друзья. Как будто мы в баре, а не в комнате с закрытыми жалюзи.

      Я перебираю в памяти все, что случилось за последние несколько недель. Помню снег, глубокий, по щиколотку. Хлопья падали с потемневшего неба, хороня под собой все. Оседали на волосах, цеплялись за уши. Помню, как она стояла у окна и смотрела на меня. Она бы не смогла меня видеть – даже с того места, где стояла, с расстояния в двадцать ярдов.

      Я помню, как шел по ее коридору, как шлепали по деревянному полу мокрые ботинки. Помню: руки у меня не дрожали – не то что раньше, не то что в первый раз. Помню, играла музыка. Не спрашивайте какая. Для меня это был просто фон. Шум, в котором можно спрятаться.

      Или, может быть, стоит сразу перейти к концу. Подарить этим парням то, чего они так хотят. Лес, раннее утро, солнце и место, куда я привел того парня. Место, где его ждала смерть.

      Вот только эта история им не нужна. Они хотят услышать всё с самого начала. Что было раньше. Я вижу по глазам. Они прерывают меня вопросами, и я сдаюсь. Сдай назад, говорят они, как будто моя память – это старый внедорожник со сломанной осью. Мне пододвигают через стол чашку свежего кофе – как будто это поможет мне вспомнить.

      Ладно, я сдаю назад. Возвращаюсь. Но не к самому началу, потому что пока еще не очень хорошо их знаю, а еще потому, что многое из того, давнего, не имеет для них значения. И все же я увожу их достаточно далеко. Возвращаюсь к своему приезду в город: высокая трава и кукурузные поля, длинное шоссе, ухабистое и в трещинах, и указатель, на котором выцветшие буквы складываются в слова «Добро пожаловать в Купер». Отодвигаю чашку с кофе и прошу чего-нибудь покрепче. Они все смотрят на меня, но я молчу и даю понять, что готов молчать до скончания века.

      В конце концов кто-то, шаркая, выходит за дверь, а я откидываюсь на спинку стула и жду. Думаю, я начну с девушки.

      Глава 1

      Она была мертва. Одета так, будто собиралась на танцы. Ее нашли на спине, растянувшуюся на траве, как будто ее не убили, а просто она убивала время.

      Я стоял у задней дверцы рядом с Джо и натягивал латексные перчатки. На заднем дворе толпились люди. Шел снег. Мне почему-то вспомнился тот указатель на въезде в город. Вот тебе и добро пожаловать.

      Она лежала у дерева. Не спрашивайте, что это было за дерево. Большое, бурое, всё в цветочках. Белые лепестки. Рейчел бы, наверно, знала, как оно называется.

      Неподалеку уже собралась небольшая толпа. Парни в чиносах из каких-то департаментов. Из каких – я не спрашивал, потому что было наплевать. Такие парни всегда тут как тут, когда случается похожее убийство. Бюрократы, им нет до жертвы никакого дела. Что тут объяснять, вы и сами знаете. Мы подошли ближе, и я все понял. В глазах у них, в том, как они разговаривали, опустив головы, как затягивались, глядя на нее сверху вниз, – во всем чувствовалась отстраненность. Будто она дурно пахла. Как будто она сама была во всем виновата.

      Я пошел за Джо через двор, а он повернулся и сказал, мол, бери все на заметку. Я кивнул. Подумал, что он меня проверяет. Что ж, этот способ ничем не хуже других. Я не волновался. Мне было все равно, что он обо мне думает. Некоторые говорят, что я эмоционально замкнут, но люди много чего говорят. Одна женщина как-то назвала меня мудаком, и думаю, она была права.

      Мы подошли ближе, и парни повернулись к нам. Я увидел обнаженную руку на свежем снегу. Неестественно белую.

      – Кто это с тобой? – спросил у Джо один из них. Кто именно, я не заметил.

      – Это Томми Ливайн, – сказал он. – Прошу любить и жаловать.

      Я обвел их взглядом – они смотрели на меня с извращенным удовольствием, которое даже не потрудились скрыть. Джо сунул в рот сигарету и махнул мне – мол, подойди. Я стал протискиваться в центр круга. Они расступились, но пройти все равно было трудно. Чье-то нарочно выставленное плечо, кофейный запашок, несвежее дыхание. Я все же пробился, и она предстала передо мной во всей своей гротескной красоте. Я стоял над ней, и вся эта сцена напоминала ритуал какого-то племени.

      Черная туфля, модная, но только на одной ноге. Бежевые колготки. Тонкое черное платье и тонкий кожаный поясок. Ноги раскинуты, руки подняты над головой, кисти скрещены. На шее – темное, тяжелое ожерелье из синяков. Светлые волосы, длинные, вьющиеся на концах. Молодая, лет двадцати пяти. Если бы убийца оставил ей глаза, она была бы даже хорошенькой. Черт, ну вы же видели фотографии.

      Вот тогда я и испытал то самое ощущение. Оно скручивалось у меня в животе, теплое и скользкое. Замешанное на бессилии и ярости, странное ощущение – тебя будто выворачивает наизнанку и хочется колотить кулаками по кирпичной стене. Именно такое находит на мужчину при виде изуродованной женщины.

      – Что