Один шанс из ста. Хроника десантной группы. Эдуард Хруцкий

не убийство. Это акт милосердия по отношению к тем, кому она угрожает своим ядовитым жалом…

      Через четверть часа партизаны ушли. Отряд открыл свой боевой счет.

      Слух о том, что в Брянских лесах появились партизаны, облетел окружные села. В деревнях приветливо встречали разведчиков, по мере сил снабжали продуктами, теплой одеждой, выкладывали все, что накопилось на душе против носителей «нового порядка».

      Однажды в полночь Николая вызвал Медведев.

      – Королев, возьмешь двух разведчиков, пойдешь в деревню. Туда приехал пьянствовать к куму начальник полиции из Людинова. Помни – это не человек, это предатель, зверь, садист. Вот приговор, вынесенный нашим трибуналом.

      О начальнике людиновской полиции в отряде достаточно наслышались, о его зверствах знала вся Брянщина. С начала войны этот дюжий мужик отсиживался в лесу, скрываясь от мобилизации, объявив себя сектантом. Но как только в Людиново пришли фашисты, сразу предложил им свои услуги.

      До деревни километров пять, расстояние пустяковое, если идти днем и по сухой дороге. Но сейчас все наоборот. Кромешная тьма, под ногами чавкает грязь. На сапоги налипают пуды глины.

      Часа в два ночи добрались до околицы. В крайней избе, у самого леса, жил партизанский связной пожилой, степенный лесник Иван Егорович. Трижды стукнули в окно. Дом ожил, скользнул в щели ставни желтый лучик, со звоном покатилось ведро в сенях.

      – Кого носит?

      – Свои, дядя Иван.

      – Много своих, покажись поближе.

      Николай шагнул на свет.

      – А, это ты, кудрявый! Ну что стоишь, избу выстудишь.

      Поднялись на крыльцо, вошли в душноватую темноту дома.

      Просторная горница, печь в полкомнаты, иконы в переднем углу, голый стол, лавки. Хозяин десятый год живет бобылем.

      – Надо подождать, ребята. Пока упьются. С часок назад мимо шел, видел – гуляют, песни орут.

      Иван Егорович гасит лампу. Темнота, только вспыхивают цигарки. Кажется, что за бревенчатыми стенами время остановилось.

      Но вот пора. Старик встает, что-то нашаривает на печке. При свете спички видно – топор.

      В деревне тишина. Даже собак дождь загнал в конуры. Разведчики без шума пробираются вдоль плетней.

      – Здесь, – шепчет связной.

      – Собаки есть?

      – Есть кобель, злющий, но меня знает…

      Скрипнула калитка, Иван Егорович растаял во тьме.

      Зарычала собака, завизжала, узнав.

      – Все, пошли, – вернулся старик. Я его в конуре бочкой прикрыл. Пожалел, кобель-то не виноват, что хозяин сука…

      Николай поднялся на завалинку, потянул на себя ставень. Заставленный бутылками стол, широкая спина, головы не видно…

      – Давай, Иван Егорыч!

      Старик поднялся на крыльцо, постучал – не слышат. Изо всей силы задергал дверь.

      В сенях завозились.

      – Кого там, так вашу…

      – Я, Семеныч, Иван-лесник, отвори, дело есть.

      – Что за дела по ночам?

      – Спешное! Солдат красный ко мне зашел, говорит, из плена бежал…

      Загремела щеколда.

      Один из разведчиков