Спасая Еву. Валентина Зайцева

пару соседних городов. Врывались, словно саранча: вырезали мелких шакалов, потом брались за крупную рыбу, пока не подминали всё под себя. Наркотики, стволы, рэкет, даже живой товар – их лапы тянулись ко всему, что пахло деньгами. Они становились слишком большими и жестокими, чтобы полиция могла их контролировать.

      – Думаете, это он стоит за этими телами? – спросил я, глядя ей в глаза.

      – Это его почерк, – кивнула она, и в её взгляде мелькнула тень. – У Лебедева руки длинные, даже сквозь тюремные прутья.

      Я смотрел на неё, прокручивая тысячу мыслей. Если «Призраки» в Москве и хотят захватить власть, это плохие новости. Мишень теперь на спине у каждого, кто связан с этим дерьмом, а на моей – особенно жирная, красная, как кровь на асфальте.

      Ничто не создаёт хаос быстрее, чем уничтожение лидера банды. Убери его – и хаос сожрёт улицы, как голодный зверь.

      Последние пять лет в этом бизнесе были спокойными. Иногда кто-то шёл наперекор, и всё становилось агрессивным, но мы понимали: борьба вредит делу. Соперничество привлекало ментов, а менты – убытки. Никому не нужен лишний геморрой. Но если Шевцова права и Лебедев со своими псами полезет в наш город, крови будет столько, что Москва-река покраснеет.

      – Когда его суд? – спросил я, глядя на её усталое лицо.

      Она вздохнула:

      – Ещё не скоро. Наш главный свидетель под защитой, но на её жизнь уже было покушение.

      Я вскинул брови, не сдержав сарказма:

      – А я думал, смысл вашей защиты – чтобы человек остался живым.

      Она не ответила, уставившись в пустоту. Её молчание было красноречивее слов.

      – Мы не готовы к таким, как Григорий Лебедев, – наконец сказала она, голос дрожал от злости и бессилия. – Даже близко не готовы. Я говорила с коллегами из других городов, где он пустил корни. Он находит судью, проигравшего всё на ставках, или полицейского, чья жена пилит за новую квартиру. И давит на слабости, пока его гниль не расползается, как чёртова плесень. Это не коррупция – это зараза.

      – Когда его суд? – повторил я, чувствуя, как терпение трещит по швам.

      – Через три месяца, – ответила она, глаза тёмные, как омут. – Я не уверена, что дело дойдёт до суда.

      – Зачем вы мне это говорите? – Я скрестил руки. Полиция обычно только и ждёт, как прижать нас, а не делится подробностями. – Вы просите о помощи?

      Она покачала головой, но в движении было что-то неуверенное:

      – Для протокола, мой долг сообщить, что вам нужно вести бизнес законно и честно.

      – А не для протокола?

      Она повернулась, на лице беспокойство:

      – Делайте, что нужно, чтобы защитить себя.

      Её резкий тон поразил, но прежде чем я ответил, из воды послышался крик. Грузовик подъехал к берегу, кран поднял трос над водой. Головы водолазов вынырнули, затем медленно поднялась стойка с телом, с которой стекала вода, как водопад. Я с отвращением смотрел, как тело поднесли к цементному краю. Водолазы выбрались, два сотрудника судмедэкспертизы двинулись вперёд с камерами и чёрным мешком.

      Шевцова