Anamnesis morbi. История болезни. Александр Мишкин

потирая ушибленный локоть, и встал, озадаченно разглядывая окно.

      Кусок белой ткани, вырванный из моего халата, действительно прилип к стеклу. Вернее даже, не прилип, а…

      Я присмотрелся и не поверил глазам: ткань примёрзла. Стекло вокруг было покрыто тонким слоем льда. Почему-то вспомнились заиндевевшие стёкла зимних троллейбусов времён моей студенческой юности, на которых неизвестные остряки тёплыми пальцами вытаивали одну и ту же оптимистичную надпись: «Крепитесь, люди, скоро лето!» Вот только теперь, в отличие от тех чудных времён, я тупо смотрел на окно, покрытое льдом в середине июля. Что-то в этом было неправильное…

      Было и ещё одно отличие от тех, покрытых матовым инеем троллейбусных окон: здесь лёд сохранял полную прозрачность. В тёмном окне по-прежнему в подробностях отражался скудный интерьер ординаторской и её население: дремлющий за столом Петрович и взъерошенный, недоумевающий я. А рама этого импровизированного зеркала была покрыта толстым слоем пушистого инея.

      Я ущипнул себя за ногу: больно! Сон кончился, начался бред…

      За спиной завозился Петрович. Я решил привлечь свидетеля:

      – Ванька, вставай!

      Он встрепенулся, вскочил, и ошалело уставился на меня:

      – Кто?

      – Да живы все… пока. Ты на окно посмотри!

      Петрович перевёл взгляд на обледеневшее стекло:

      – Ё! Это что?!

      – Ты тоже ЭТО видишь?

      – А то! Кондиционер свихнулся? – выдвинул версию коллега.

      – Да нет, похоже, снаружи похолодало: видишь, только окно обледенело.

      – Фигня! – безапелляционно заявил Петрович, – Лето на дворе!

      – Есть другие предположения?

      Приятель подошёл к окну и потыкал пальцем в стекло. Тут же отдёрнул руку и сунул палец в рот:

      – Холодный! Аж обжигает!

      – Ну, и что это за явление? – поинтересовался я, впрочем, слабо надеясь на то, что Петрович даст ответ.