Самые счастливые времена. Барбара Уоллес

кивнула Пайпер. – Моя сестра Пейшенс работает у Анны Даченко, его сестры.

      Невероятно. Коллекция серебряных изделий Даченко было известна во всем мире. Фредерик лично знал людей, которые мечтали получить экземпляр из коллекции этого русского. Что же касается Теодора, он считался одним из самых безжалостных олигархов двадцатого века.

      – Вы хотите сказать, что пытаетесь заполучить портрет Анны Даченко?

      – Это не совсем портрет. Она позировала обнаженной. Найджел много писал, кроме того, работы были весьма… откровенные и…

      – И Даченко их уничтожил, – закончил за нее Фредерик. – Поразительно. Фамилия Даченко… скажем так, если даже одна картина существует, это станет событием в современной культуре.

      – Не думаю, что Стюарту есть дело до живописи, художественная ценность картины для него не важна – он просто хочет подарить тетушке кусочек воспоминаний. Как говорит Пейшенс, Анна по-настоящему любила этого художника.

      Вернулась официантка и поставила перед Пайпер чашку кофе с молоком.

      – История весьма трагическая, правда, – сказала она и сделала глоток.

      Трагическая, но интересная. Фредерик был невероятно заинтригован, такого чувства он не испытывал со студенческих времен.

      – Ничто так не будоражит кровь, как возможность открыть миру нового художника, – задумчиво произнес он. – Эйфория захватывает вас, как… – Сравнение со страстью прозвучало бы неуместно в обществе женщины. – Невероятно захватывает. Не многие чувства могут сравниться с этим по силе. Я вам завидую.

      – Все это может быть впустую.

      – Возможно. – Фредерик потянулся к чашке, размышляя, что, скорее всего, так и есть. – Будет предприятие успешным или нет, азарт все равно присутствует.

      – Вы бы не согласились пойти со мной?

      Он опустил чашку и внимательно посмотрел на Пайпер.

      – Извините, не понял?

      – Вы только что сказали, что завидуете мне, кроме того, я совсем не разбираюсь в искусстве. А вдруг картина с изображением Анны висит у этой дамы на стене? Откуда мне знать, стоит ли она тех денег, что готов заплатить Стюарт?

      – Вы же говорили, что ценность картины не в стоимости.

      – Верно.

      Повисла пауза, и Пайпер заерзала в кресле. Вскоре она заговорила опять, и от него не ускользнуло то, как изменился ее голос, стал ниже и менее восторженным.

      – Что ж, ладно. Я только предложила.

      – Нет, вы не поняли, я буду рад составить вам кампанию. – Фредерик принял решение, не думая, что его подтолкнула перемена в ее голосе.

      Улыбка вернулась на лицо Пайпер.

      – Здорово! Допьем кофе, и можем идти.

      Делая глоток эспрессо, Фредерик думал о том, что нет ничего страшного в том, чтобы нанести визит пожилой женщине в доме престарелых. Вреда от этого не будет.

      Откуда же у него такое чувство, будто он ввязывается во что-то более серьезное?

      В квартире Мари, разумеется, не было никаких картин. Их встретила высокая женщина с изможденным лицом в бархатном домашнем костюме.

      – Профессор!