Каледоскоп. Ольга Златогорская

он держит взведенный арбалет.

      Человек медленно поднял руку. Острая маленькая стрела смотрела мне в лицо. Я съежился, хотел закричать, но смог только прошептать:

      – Пожалуйста, не надо…

      Непонятно откуда выпрыгнул большой серый зверь. Собака или волк, не разобрать. Он бросился на человека с оружием. Арбалет тренькнул, и тут же у меня в груди разорвалась такая боль, что я закричал. Между ребрами торчало оперение стрелы. Я понял, что умираю. По краю сознания проскочила мысль: этого не может быть, это сон! Но тут же я с тоской понял, что таких отчетливых снов не бывает. Я заплакал, захлебываясь кровью и воздухом, который стал густым и забивал рот. А грудь раздирала мучительная, нестерпимая боль.

      – Максим!

      Сон исчез, оставив боль в груди и предчувствие беды. Я понял, что лежу дома в своей кровати. Сдержал всхлип и открыл глаза.

      Алька держала меня за плечо. Наверное, тряхнула, чтобы разбудить. И лицо у нее испуганное. Такое же, как в тот день, когда я первый раз грохнулся в обморок.

      – Ты кричал…

      – Страшный сон приснился, – неохотно ответил я.

      – Расскажи.

      – Да ну…

      Она не ушла, присела на край кровати.

      Я потер ребра – боль уходила.

      Стряхнув слезы, я повернулся и через Алькино плечо глянул на часы. Просто по привычке. Часы показывали без пятнадцати десять. Я машинально спросил:

      – Ты почему не в школе?

      – Кеды забыла. Домой зашла, а из твоей комнаты такие звуки…

      – Маме не говори.

      Алька кивнула… и опять не ушла. Молча и непонятно смотрела – вроде с сочувствием, но и с интересом тоже.

      Я сделал строгое лицо. Все-таки я на год старше, должен следить за сестрой.

      – Опоздаешь на урок.

      – Ну и ладно. Может, вообще не пойду.

      – Влетит.

      – Не-а. Михалыч в жизни не поверит, что я просто так физру прогуляла.

      Это точно. На физкультуре Алька первая. Такое на турнике выделывает – пацаны завидуют. Юрий Михайлович – наш физрук – ее разве что на руках не носит. А на меня смотрит с презрением. Как будто я виноват, что освобожден от физкультуры!

      Я потянулся и зевнул.

      – Ну, поставь чайник, раз в школу не идешь.

      – Иду. Только к третьему уроку.

      – Значит, полчаса у тебя есть. Можешь даже сделать мне бутерброд.

      Я думал, Алька вскочит и фыркнет: «Обойдешься!» Или просто уйдет в свою комнату. Но в любом случае перестанет меня жалеть и смотреть, как на покойника.

      Она неожиданно согласилась:

      – Ладно, сделаю. А ты сон расскажешь.

      Я кивнул. Дело не в том, что приятно сестру эксплуатировать. Просто самому очень хотелось рассказать то, что приснилось. Удивительно, что сестра так заинтересовалась моими снами. Никогда мы не обсуждали с ней эту тему.

      Алька ушла на кухню, а я осторожно вылез из-под одеяла и потянулся за одеждой. Ребра уже не болели, но делать резкие движения все еще было страшно. И не отступало ожидание