В уплату долга. Лия Широкова

бовница сказала, что сегодня все будут дома.

      Сколько их? Двое? Трое? Или вообще пятеро? От страха колотит так, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

      – Где твои дочери и документы, Георгий?

      – Пошли к черту! – хрипит отец.

      – Алло… Амир, здесь их нет… понял, всех убрать…

      Сдерживаю рыдания изо всех сил. В страхе быть обнаруженными, я ещё крепче зажимаю рот сестре до боли в пальцах. Три оглушительных выстрела раздаются эхом по всему дому, заставляя меня вскрикнуть от ужаса.

      Просыпаюсь вся в слезах, грудь бешено вздымается и опускается. Холодный пот липнет к спине. Каждую ночь один и тот же кошмар. Три выстрела, разрывающие тишину, словно крик боли, эхом отдаются в моей голове: Первый выстрел – Амир. Второй выстрел – Амир. Третий выстрел – Амир.

      Дёргаюсь, когда в дверях замечаю Полину.

      – Ты кричала. Опять приснился тот день? – заходит в комнату и ложится рядом, крепко обнимая.

      – Да, – кладу руку себе на лоб и вытираю пот.

      – Мне тоже иногда снится, что мы с тобой убегаем.

      – Почему ты не говорила мне об этом? – спрашиваю, всматриваясь в темноту на потолке.

      – Ты от своих кошмаров избавиться не можешь, ещё и мои тебе подкидывать? – чувствую, что она улыбается.

      – Ты ж моя самостоятельная, иногда даже чересчур, – поглаживаю её по спине. – Давай спать, скоро на работу.

      – Я нашла подработку. В ресторанчике, буду посуду мыть, – говорит сестра.

      – Это хорошо, – зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться. Ей в институт надо поступать, а не посуду мыть в ресторанах.

      Чуть позже слышу, как Полина, свернувшись калачиком, сопит у меня подмышкой. А я так и не сомкнула глаз до утра.

      Поднимаюсь в шесть часов и вялой походкой направляюсь в душ. Струи воды хлещут по лицу, смывая остатки тревоги и усталости, приводя чувства и мысли в порядок, прогоняя ночные кошмары. В зеркале вижу бледное отражение, под глазами залегли тени – эхо бессонной ночи.

      Выхожу из душа, кутаюсь в халат. На кухне тихо, лишь слабое жужжание холодильника нарушает утреннюю тишину. Варю крепкий кофе, который поможет окончательно взбодриться. Выпив его, решаю пожарить любимые блинчики сестры.

      Сняв последний блин со сковороды, тихонько направляюсь к Поле. Она по-прежнему спит, мирно посапывая в моей постели.

      – Поля, вставай, – опускаюсь на край кровати и зацеловываю её щёки.

      – Не хочу, – пробормотала она, укрываясь одеялом с головой.

      – Ты просила разбудить, – стягиваю с неё одеяло и провожу ладонью по белоснежным волосам. – У тебя сегодня первый рабочий день. Я пожарила твои любимые блинчики, – добавляю весомый аргумент для пробуждения.

      – Хорошо, уже встаю, – произносит сонно, потягиваясь.

      Ухожу на кухню и накрываю стол. Поля приходит и сразу же начинает уминать блинчики с вишнёвым вареньем. Я наблюдаю за ней с улыбкой. Она ест так, словно не ела целую вечность.

      – Нам, скорее всего, придётся съехать, – говорю я, а Поля застывает с блином у рта. – Продолжать снимать эту квартиру мы не можем, нам не хватает денег.

      – Я ведь тоже устроилась на работу, денег станет больше, – отвечает она, опуская руку с блином, так и не откусив его.

      – Нам всё равно не хватит, Поль, – смотрю на неё с тревогой. – Мы снимаем слишком дорогую квартиру. Сейчас мы можем себе позволить лишь маленькую однокомнатную квартиру на окраине.

      – И снова придётся искать работу? – расстраивается она.

      – Нет, будем оттуда ездить, – успокаиваю её.

      – И во сколько надо вставать? В пять утра, а потом ещё два часа добираться! – возмущается она срывающимся голосом.

      – Поль, у нас нет другого выхода.

      – Я найду, найду, – вскакивает из-за стола и уходит в комнату.

      – Поля, не смей. Я сама всё решу, – встаю и следую за ней.

      – Меня и так достала эта жизнь. У нас ничего и никого нет. Мы даже не можем устроиться на нормальную работу. Ходим, постоянно оглядываемся. Я устала, – кричит она, размахивая руками.

      – Ты думаешь, мне легко? Я тоже устала, но пытаюсь держаться и не делать глупостей, – говорю срывающимся голосом.

      Полина разворачивается и смотрит на меня извиняющимся взглядом, губы её слегка поджимаются, а на глаза наворачиваются слёзы.

      – Прости, – опускается на кровать. – Мне просто кажется, мы никогда не сможем выбраться из этого дерьма.

      – Поля, мы живы, и это главное, – сажусь рядом и обнимаю её, а она всхлипывает.

      – Давай позвоним дяде Мише, он должен помочь. Он был другом папы.

      – Я уже думала об этом. Осталось найти его номер.

      – Я могу попробовать найти, – с надеждой говорит она.

      – Нет, Поль, я сама попробую. И это не будет быстро, имей в виду. Нам нужно быть осторожнее. И в конце месяца всё равно придётся съехать.

      – Ладно, –