Поле, чернила и бездна. Строчки, пришедшие перед сном. Дмитрий Бурдинский

ьств, но в их сгибах прячется красота

      Мы – те же травы: кочергами расписаний

      Нас пригвоздили к земле, но мы всё ещё дышим…

      «Сопки детства»

      Спали сопки в парче зоревой, Амур качал Китай, как дитя в люльке. А тигр, что крался меж мокрых ив, Был не мифом – соседом на тонкой нитке.

      В глиняной тиши мамин борщ дышал, Где ложка – мост меж «было» и «есть». Я, в штанах с заплаткой, кричал ветрам: «Жизнь – как поле! Шагни – и сорвёшь честь!»

      Не знал, что школа – та же тайга: Здесь волчата метят углы насмешкой. Мой рюкзак, как затравленный зверь, Пах потом страха у раздевалки вешалки.

      Но Женька вставал, как стена за спиной: «Ты – поэт, а я – кулаки. Не лезь!»

      И гопник пятился, сражённый тишиной, А Владос смеялся: «Зря тратил здесь блеск…»

      А в военном городке, где казармы – гробы, Дед шептал: «Смотри – небо пишет стихи!

      Тучи строчками падают в речную тетрадь…»

      Но роту расформировали. Дом – пустые стихи.

      А я – на концерте в ДК, где люстра – луна, Скрипка плачет, как девушка в дождь за окном. Здесь танцуют тени тех, кто когда-то мечтал, Но теперь продаёт у метро чебуреки с вином.

      На крыше казарм, где ржавел остов орла, Мы с Владой делили «Байкал» -шипучку. Её коса – как плетень за окном, Но она выбрала Лёху-качка… А я – лишь попутчик.

      В гаражах, где рождались базы-дворцы, Владос чертил схемы: «Верёвки – жилы, доски – рёбра!

      Построим плот и уплывём от тоски – Дружба надёжнее, чем моторы у „Волги“…»

      Но домой брели, спрятав под свитером лица, Чтоб мама не спросила: «Опять до драки дожил?»

      Фингал под глазом – как знак племени, Где Женька рычал: «Кто следующий? Выходи!»

      А Влада, смеясь, чертила мелом границы: «Меж нами – Тихий океан! Ты – брат, а я – не маячок…»

      Я тонул в её «дружбе», как в зыбком песке, Пока Лёха грузил её в свой кабриолет-рок…

      По ночам, где звёзды – прожектора, Мы делили тушёнку у ржавого костра. Женька молча ломал хлеб пополам, А Владос читал нам про космос, как в детстве отец…

      Не знал, что годы – те же КАМАЗы: В кузовах – розовый детства рассвет. Но высыплют в дождь у вокзальных стен, Где я, седой, глотаю чай с отчётом…

      А улица учит: здесь слабых – кроют в грязь, Где дворы – как ринг, а слова – кирпичи. Я, как тот тигр, крадусь меж фонарей, Доказывая, что я – не цифра в списках ничьих.

      А утёс, что на купюре пятитысячной спал, Шепчет: «Мальчик, твой мир – не чернил клякса!

      Вон – река, что границы, как лёд, унесла, А в кармане – тот грош, что бросал ты в счастье…»

      Но в кармане другом – три ржавых гвоздя: Владос (умом блестит, как комета в ночи), Женька (кулаки, но сердце – щит), И я – тот, кто пишет, чтоб боль не кричала из груди…

      Мы корни берёзы у Амура-реки, Где даже в бетоне пробиваются всходы. Сожги фантики, Влада… Но помни стихи – В них спит мальчишка, что верил в свободу.

      «Корни и маски»

      Сопки плакали инеем. Амур, как старик, Шептал, что детству конец – пора хоронить альбомы. Мы пили «Байкал» в гараже, где ржавели мечты, А после я предал Женьку… Но годы стёрли упрёки.

      Он, сын лётчика, что резал небо на МиГах, Теперь грузит рыбу в фуры, а в кармане – фото отца. «Небо – не для нас, – смеётся, – мы дети земли!»

      Но ночью слышит, как моторы поют, будто ветер в кедрах…

      А я, став «випом», считал чужие слёзы цифрами: Клиентка в норковой шубе – «чайка на волне», Мальчик с алым шариком – призрак из прошлого, А за окном – Москва, где берёзы носят маски из асфальта.

      Игорь, что жил по волчьим тропам, теперь пишет с границы: «Здесь звёзды падают, как гильзы… Но я сажаю картошку

      И прячу письма Насти, где она зовёт меня к Амуру – Там, где мы дрались когда-то, а после делили тушёнку…»

      Владос, IT-санитар, чинит роутеры в «пятёрочках», Мечтая доплыть на плоту из детских схем. Его кот спит на клавиатуре, а на стене – Карта Хабаровска: «Мы всё ещё здесь, брат. В коде…»

      Настя ведёт дневник, где я – мальчишка в заплатках, А не тот, кто глотает чай с отчётом в стеклянной пустыне. «Родина – не точка на карте, а корни сквозь асфальт», – Пишет она, а за окном студенты танцуют под дождём…

      И вот я рву галстук-удавку, бросаю Excel в урну, Покупаю алый шарик – как тот мальчик когда-то. Амур стучит в батареи: «Ты не дерево! Ты – птица!