Три жениха прекрасной Отикунэ. Елена Матеуш

орила, что Отикунэ так же чиста и прекрасна, как они. А ещё она учила дочь любоваться снегом. Только теперь, после её смерти, на холодный колючий белый покров Отикунэ не могла смотреть без слёз.

      Оставшись сиротой, девушка перестала ходить на праздник любования луной или цветения сакуры. Мачеха так загружала её работой, что она растеряла всех подруг, а одной любоваться цветением было грустно, даже если вдруг удавалось ускользнуть из дома.

      Но сегодня она надела подаренное мачехой за усердную работу старое шёлковое платье и отправилась в город на праздник весеннего пробуждения природы. С тех пор как закуковала кукушка, Отикунэ не встречала своего таинственного возлюбленного, не получала от него вестей. Он больше не приходил вечером к воротам, не скользил светлой тенью между деревьев сада. Но он обещал, что придёт к ней, когда расцветут глицинии. И теперь она искала его среди гуляющих людей.

      Ей хотелось верить, что этой весной всё у них наконец решиться. Он признается в любви и Отикунэ обретёт опору. Но возлюбленный исчез.

      Сердце у девушки разрывалось от печали и тревоги. Она ничего не знала о юноше, что стал ей дорог. Ни имени, ни чина, ни рода, к которому он принадлежал, ни места, где он живёт.

      Всё началось поздней осенью, когда в опустевшем саду она в корнях старой яблони нашла старое зеркало, обёрнутое в промасленную бумагу.

      Отикунэ тогда так обрадовалась! Мачеха как раз забрала у неё “на время” покрытую лаком макие шкатулку с хорошим зеркалом. Это была одна из немногих дорогих вещей, остававшихся у сироты от матери, и не первая, “одолженная” госпожой Тошико. Девушка уже знала, что ничего из “одолженного” назад не возвращалось.

      Иногда у мачехи просыпалось что-то похожее на совесть, и она присылала какую-нибудь из своих старых и ненужных вещей на замену “заимствованному”. Вот и тогда вместо красивой, нарядной шкатулки ей принесли другую – потёртую, с потрескавшимся лаком и зеркалом настолько мутным, что Отикунэ видела в нём лишь бледную тень вместо своего отражения.

      А найденное зеркало не только идеально подошло в пазы крышки старой шкатулки, так ещё и поверхность имела гладкую, блестящую, в которой отражение Отикунэ казалось красивее, чем во всех других зеркалах.

      Но не меньше обретённого зеркальца Отикунэ обрадовала совсем уж неожиданная находка. На бумаге, в которую было завернуто зеркало, она обнаружила нарисованный портрет молодого человека удивительной красоты. Девушка потом часто любовалась на него, гадая о том, кем был прекрасный юноша, и мечтая о встрече.

      Но мечты эти были сном, грёзой, о несбыточности которой ты знаешь сам. Кто она? Бедная сирота, отец которой почти забыл о дочери, а мачеха обращается хуже, чем с иной служанкой. Выселила её из северных покоев дворца, где жила теперь сама с дочками, в маленький убогий домик рядом с воротами. Платья, что носит Отикунэ, выглядят ветхими до прозрачности, и девушка спряталась бы от стыда, появись у неё шанс увидеться с молодым человеком.

      Собственно, так она и поступала, когда в доме появлялись молодые друзья старшего зятя. А на портрет красавца можно любоваться и мечтать, не боясь того, что над тобой посмеются.

      Отикунэ так привыкла каждый вечер перед сном смотреть на рисунок, что даже не удивилась, увидев в зеркальце знакомые черты с портрета. Потом прекрасный образ стал являться ей чаще. Но эти мгновения были столь коротки, что Отикунэ не успевала понять – видится ли ей отражение человека, которого нет в комнате, или это лишь очередная грёза.

      Что это не пустые видения стало ясно, когда в старой шкатулке обнаружилось адресованное ей любовное послание, написанной красивым каллиграфическим почерком.

      Как оно попало в шкатулку, выяснить не удалось. Задавать вопросы Отикунэ рискнула только служившей ей с детства Акоги, единственной оставшейся у неё служанки. Точнее, и её мачеха забрала и отправила служить своей средней дочери Кинко, но преданная Акоги при любой свободной минуте приходила к своей прежней хозяйки и даже жила вместе с ней в убогом домишке. Только её и волновало будущее сироты.

      – Ах, госпожа, я ни о чём так не мечтаю, как о том, чтобы ваша жизнь устроилась к лучшему. Вот бы какой-нибудь достойный человек выкрал вас отсюда и женился. Ни отец, ни мачеха искать жениха вам не станут.

      Теперь, когда Акоги прислуживала Кинко и её мужу, то часто общалась с прислужниками из его свиты, и могла принести записку в дом Отикунэ.

      – Нет, госпожа, я ничего такого не приносила, – отпиралась она. – А что там? Любовное послание? Вы должны на него обязательно ответить! Это ваш шанс на счастье.

      – О чём ты говоришь, Акоги? Это неприлично! И потом, если записку принесла не ты, то как я отправлю ответ?

      – Клянусь, это не я. Но тот, кто принёс послание вам, тот и заберёт ответ из шкатулки.

      Но Отикунэ тогда не стала ничего отвечать незнакомому поклоннику. Она даже читать послание не стала. Так, только взгляд бросила.

      Но спустя какое-то время в шкатулке вновь лежало письмо, написанное изящным почерком на дорогой бумаге. Хоть девушка и пыталась не обращать внимания на таинственные