Записки о виденном и слышанном. Евлалия Казанович

взаимно переплетающимися и друг друга проникающими гранями. И открываются они нам не в самых словах героя, а в том неуловимом, что существует между словами; одно слово, одно выражение раскрывает перед нами смысл не этого слова, а чего-то, с ним вовсе не связанного, тысячи других слов, имеющих совсем другое значение. Эти поставленные в драме слова являются для нас тем же, чем движения и наружность человека, нами наблюдаемого. И вот тайна заключается в подобном расположении слов в драме. Как всякую тайну, ее нельзя объяснить, ее надо почувствовать. Конечно, не сознательным путем дошел до этого Шекспир, точно так же, как мы не сознательным путем понимаем его и не сознательным путем читаем душу человека, взглянув на него. Эта драма такое же богатство для зрителя или читателя, как интересная, характерная наружность для опытного наблюдателя: мало слов и масса намеков, откуда – обширное поле для деятельности фантазии и воображения.

      И в этом тайна искусства.

      Может быть, читать «Лира» даже лучше, чем видеть на сцене (я его не видала), т. к. в последнем случае извне навязанной для нас конкретизацией до некоторой степени наращивается творческая деятельность нашего воображения; намек становится фактом и лишает нас наслаждения построения догадок.

      Такие же драмы, как «Отелло», «Макбет», на сцене должны только выигрывать, т. к. сценическая обстановка только усиливает определенно и в точных выражениях нарисованную автором картину фактов и этим усиливает их впечатление на нас.

      Здесь действует на нас посторонний, внешний относительно нас факт, в «Лире» – факт нашего личного творчества, т. е. нашей внутренней душевной деятельности.

      22/II. Не могу не рассказать маленького эпизода, незначительного самого по себе, но очень характерного для участников его.

      Сегодня продают «колос ржи» в пользу голодающих150. Подымаюсь на свою лестницу, вижу студента и курсистку с кружкой и пучками колосьев. Они звонят в квартиры по лестнице. У Пергамента151 им опустили что-то тяжелое, кажется, рубль; они поблагодарили и позвонили в другую дверь.

      «Сейчас будут у нас, – подумала я, – как-то отнесутся наши Черняки?»

      Собственно, я знала наверное, как они отнесутся, и хотела только лишний раз себя проверить. Поэтому когда позвонили, я нарочно пошла в столовую, как бы за газетой.

      К сожалению, мне не удалось хорошо услышать, что ответила Лидия Семеновна, кажется, что-то вроде: «Я не знаю… мамы нету дома…» Так мне показалось; на что я ясно услышала скромное извинение пришедших: «Простите», – и затем стук захлопнутой двери.

      На вопрос Екатерины Федоровны, вышедшей из кухни, кто звонил, Лидия Семеновна ответила со смехом:

      – Какой-то наглый студент с нахальной курсисткой, собирают там на что-то… не знаю… на каких-то голодающих, говорят…

      Заметив меня, Лидия Семеновна немного сконфузилась и как бы в оправдание, но с тем же смехом добавила: «Не доверяю я им

150

22 февраля 1912 г. в С.-Петербурге и некоторых других городах России проводился «День колоса ржи» по сбору средств в пользу голодающих (пострадавших от неурожая 1911 г.). Организатором сбора средств выступило Русское общество охранения народного здравия, использовавшее удачный опыт «Дня белого цветка» 20 апреля 1911 г. по сбору средств на борьбу с чахоткой. О разрешении провести сбор на ВЖК см.: Отчет ВЖК за 1911–1912. С. 209. Кроме того, тысячи волонтеров, расположившиеся со специальными кружками на улицах и площадях и обходившие дома, предлагали сделать пожертвования; всем сделавшим таковые вручались специальные жетоны и колоски, которые обычно тут же прикреплялись на одежду.

151

В 1912 г. М. Я. Пергамент жил в том же доме, что и Казанович у Черняков: 10‑я линия ВО, д. 41.