Записки о виденном и слышанном. Евлалия Казанович

вчера в таком головном уборе, благодаря зубной боли, а обыкновенно он, может быть, совсем русский, как следует быть!), его супруга – «очень умная, хотя и некрасивая тетушка»; тетя Лиза – дама с папироской, которой Мила и посейчас делает почтительнейшие реверансы (!); тетушки – Мария Самуиловна и Анна Самуиловна; еще тетушки, дядюшки, кузины и кузены, рассказывающие русские народные анекдоты… О! по ним тебя можно узнать, Россия!

      Обидно за людей, за Милу. К чему это кривляние, пародирование кого-то и чего-то! Держались бы просто, и было бы в тысячу раз симпатичнее и милее; а то это усиленное подчеркивание своего патриотизма, национальных идей, любви к отечеству, – которой нет на самом деле ни на грош!

      29/XII. Слава Тебе Создателю! Не рассердился, и, значит, мне остается сохранить прежнее хорошее мнение об Несторе Александровиче. Сегодня он был у меня, но, к сожалению, не застал меня дома107. А интересно все-таки, будет ли у нас разговор об «Оде» и какого рода…

      В это время, что Н. А. приезжал, я была у Тото. Он увлечен теперь лепкой, и я застала его за бюстом Пастера, копируемого им с Родена108. За вчера и сегодня бюст у него почти готов. Ужасно он все это быстро делает! Вот только говорит, что вчера бюст был гораздо лучше и больше похож, чем сегодня. Это часто бывает, что первый набросок, первая мысль лучше последующих и часто страдают от поправки и переделки.

      Тото был в белых штанах и вязаной коричневой куртке без пояса. Когда он встал ко мне навстречу и потом провожал меня, лицо у него было такое славное: светлое и необыкновенно мягкое. И еще говорят невежды, что жалки бывают неудавшиеся гении! Да пусть у него ни капли таланта, пусть вся его работа гроша ломаного не стоит, но уже оттого, что он умел так переживать что-то во время ее, никто не смеет назвать его жалким!

      Вдохновение, приди и ты ко мне, будь мне заместителем таланта!.. Только для меня самой, конечно…

      Когда-то мне оно было знакомо, и я благословляю те минуты. Память о них, возможность того, что я, может быть, опять когда-нибудь переживу их, – не дадут мне пасть; в критическую минуту они будут той луковкой, держась за которую можно проникнуть в рай109…

      30/XII. Третьего дня, когда Нестор Александрович был у меня в моем отсутствии, Ли заговорила с ним о своем «путешествии в Испанию», и между прочим спросила, как он находит, не холодно ли у них в квартире, и при этом прибавила, что она страшно мерзнет, а вот Лель – это я – находит, что жить вполне можно, на что Н. А. ответил: «Она, значит, ближе нас с Вами к идеалу, потому что идеал жизни в том и заключается, чтобы как можно меньше замечать ее лишения».

      Все это прекрасно, Н. А., но только Вы малодушны, позорно малодушны, к тому же и… но что следует за этим, покажет мой разговор с ним, который я только что имела по телефону.110

      – А-а, Евлалия Павловна! – слышу довольно веселый голос.

      – Здравствуйте, Нестор Александрович, – отвечаю в тон ему. – Дело вот в чем: я совсем не удовлетворена вчерашним созерцанием вас

107

29 декабря – четверг, по этим дням Казанович обычно ходила на журфиксы к Пругавину.

108

В собрании Академии художеств хранится «авторская модель бюста Луи Пастера», созданная «около 1870 г. будущим почетным членом Академии художеств Огюстом Роденом».

109

Имеется в виду притча («басня») о бабе и луковке, рассказанная Грушенькой в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

110

Далее зачеркнуты 6 строк.