Записки о виденном и слышанном. Евлалия Казанович

нее. Ну у “бабушки” там хозяйство свое – дом, а хозяйничают свои же; и так это хорошо, по-семейному: – Катенька, не хочешь ли курочки ножку или крылышко? – Верочка, выпей кофе чашечку. – Муся, съешь шоколаду. – А в соседней комнате портрет “полковника”48 висит, и в него упражняются в стрельбе из игрушечного пистолета с резиновой (пробкой) пулей. И все этак ласково, любовно, по-матерински. А за курочкой идет прокламация, за шоколадом – бомба, и вся эта земская молодежь с головой в омут за “бабушку” и за бабушкино “дело”, конечно. Вот и попал Хилков к этой “бабушке” и размяк душой. Все людей искал, любви между людьми, духовной связи, и нашел. Тут уж до бомб и анархизма – один шаг. А душа у него у самого чуткая, нежная, любящая, и я вполне понимаю, как мог в нем произойти подобный переворот», – закончил Данилов.

      Закончу и я. Надо кончать свою работу49 и тогда садиться за экзамен.

      Боже, я никогда не кончу курса?.. Это меня приводит в отчаяние! «Работа» настроила меня на такой лад, что я с ужасом думаю об экзаменационных книгах. Вообще, эти две вещи я совмещать не могу и потому в большинстве случаев не делаю ни той, ни другой: за одну не позволяю себе браться, пока не кончу курсов (вот, курс не выдержала, «сорвалась»). К другой не могу себя принуждать без того, чтобы не впасть в меланхолию.

      27/XI. «Работа» кончена и сегодня или завтра будет отдана Пругавину. Что-то будет, что-то будет!..

      А вот с другой работой так история! Прихожу вчера в Академию наук повидать Нестора Александровича Котляревского50.

      […]51

      Собираюсь уходить:

      – Постойте минуточку. Ответьте мне только на один конфиденциальный вопрос.

      Подходим к окну в маленьком старом конференц-зале с портретами.

      – Что такое Лидия Семеновна52 собой представляет?

      Я удивлена и сначала не понимаю, в чем дело.

      – Да видите ли что. Она мне прислала свою рукопись – помните, я еще посадил ее при вас? Я не знал, что вам ничего не известно. Ну, читал я ее, читал, и, право, не знаю теперь, что с ней делать. Несколько страниц там, правда, недурны и написаны с подъемом, а все остальное никуда. Я ей и посоветовал выписать только их. Теперь она мне их прислала опять, и мне хотелось бы знать, очень ли на нее подействует, если ей рукопись будет возвращена. Как, у нее большое самолюбие?

      – Думаю, да. Впрочем, она в большой мере чудачка.

      – Это последнее заметил и я. Но дело в том, что я совершенно не представляю себе, что я могу сделать с ее рукописью? Теперь я послал ее в одну редакцию; если оттуда вернут – пошлю в другую, но больше я ничего сделать не могу. Как бы вы ей это как-нибудь передали?

      – Да, это будет жаль, тем более что она уверена, что то, что вы признали годным, уже действительно хорошо и, значит, имеет шансы быть напечатанным. Конечно, как-нибудь подготовить ее к этому я могу, а только это неприятно.

      Я ушла.

      А чудачка эта Ли, действительно! И как курьезно она с этой рукописью поступила.

      28/XI

48

Имеется в виду император Николай II.

49

Имеется в виду очерк «Отживающая старина».

50

Казанович слушала лекции Котляревского на ВЖК, познакомилась с ним лично. В 1911 г., узнав о ее материальных затруднениях, Котляревский предложил ей работу по описанию книжных собраний, образовавших будущую библиотеку Пушкинского Дома. См.: Пушкинский Дом: материалы к истории. 1905–2005. СПб., 2005 (по указ.). После смерти Котляревского Казанович написала его биографию и приняла участие в составлении библиографического списка его работ для сборника: Памяти Нестора Александровича Котляревского. 1863–1925. [Л., 1926]. Кроме того, она разобрала архив Котляревского, поступивший в Пушкинский Дом, и составила его опись.

51

Тщательно зачеркнуты 25 строк.

52

Л. С. Черняк, знакомая Казанович по ВЖК, дочь Е. Ф. Черняк, у которой Казанович снимала комнату в 1911–1912 гг., отличалась некоторой экзальтированностью поведения. Сохранились ее письма к И. М. Гревсу (в том числе с благодарностью за «духовное наслаждение», полученное от прочтения его статьи; см.: СПФ АРАН. Ф. 726. Оп. 2. № 327) и И. А. Шляпкину (в том числе с просьбой дать ей записку для допуска в «отделение Императорской Публичной библиотеки», потому что ей «безумно захотелось увидеть» иллюстрированное издание басен Лафонтена 1762 г.; см.: РО ИРЛИ. Ф. 341. Оп. 1. № 2277). В дневнике Казанович иногда называет Л. С. Черняк домашним именем: Ли.