Чёртов узел. Олег Слободчиков

вроде Сереги. – Таня тряхнула милой головкой. – На словах – сама любовь, на деле – сам видел… Неудачники любят поучать и воспитывать.

      – Веселая у вас компашка. Сначала казались такими правильными, как богомольцы, а потом – как все. Меня не удивишь. Жизнь потерла. Сызмальства коллективизма хлебнул. В летнем саду, бывало, кино гонят – надо успеть место на дереве занять, значит, остаешься без ужина. Ночью придешь, есть хочется, полезешь в хлеборезку, а там воспитатель. И по морде тебя твоим куском: у кого воруешь, у себя воруешь, тебя народ кормит-поит, а ты? Потом нагребет нашей же жратвы полную сетку, тебя подзовет: «Отнеси ко мне домой!» – И твою же конфетку тебе за работу.

      Мы тоже, как и вы, жили дружно, одной семьей, – криво усмехнулся. – В седьмом классе я подрался с дружком, тот разорался: «Да ты нерусский, я видел твои документы». Я ему не поверил, а потом узнал – и вправду не Константинович, а Кошибаевич. Паспорт получал, думал-думал: ну, кто я! Поставил в графе прочерк, мне написали – «русский».

      Все это Алик рассказывал с умыслом, хитрил, поглядывая на «куколку», пытался навести разговор на внутренние их раздоры.

      – Мне б твои проблемы, – вздохнула она. – Чепуха все это… Все люди – братья, все от обезьян. У Малика отец обрусевший казах, мать – хохлушка. Все устроится, и будет Анка твоя. Она у нас без пары – вот и мутит воду…

      – Не такая уж чепуха, – скрипнул зубами Алик, – я пятый пункт тонко чую, не то что вы – не кызылбаши.

      – А это кто? – спросила Татьяна.

      – Советские… Строители коммунизма…

      – И чем это плохо?

      – Вам, чистым, не понять, что такое быть без рода без племени. – Он резко мотнул головой и спросил вдруг: – Стрельбой занималась?

      – Кто, Анка? – Кукольные глаза в пушистых ресницах метнулись по стене, по потолку и вернулись к Алику в своей прежней ясности, с запрятанной в глубинах холодной насмешкой.

      – Соблазнить тебя вместо Анки, что ли? Или не надо? – притворно зевнула она, игриво потягиваясь.

      – Спросила бы, захохочу ли с тобой? – усмехнулся Алик. – Шибко не люблю, когда за меня решают и это.

      – Да?! – Откровенно кокетничая, придвинулась к нему Татьяна, коснулась плеча грудью, не мигая посмотрела в глаза. – Неужели? А я всегда думала, что это мы, женщины, за вас все решаем…

      Что-то предательски дрогнуло в душе: дурное желание, глупая ли надежда. И эта растерянность отразилась в его звериных глазах: светло-коричневых, почти желтых.

      – Запросто! – оттолкнулась от него Таня, заметив эту слабинку. – Только не хочется… Да и спать пора! – Рассмеялась вдруг, встала и вышла за дверь.

      Утром постучали. Алик сел в постели, кашлянул, морщась от сухости во рту.

      – Заходи, чего там! – зевнул.

      Вошел Сергей. Длинные волосы и борода были аккуратно расчесаны.

      – Спустись, пожалуйста, к завтраку. Это очень важно, по крайней мере для меня.

      За столом сидели все, даже Борька с Глебкой, и как-то странно улыбались. Алексей о чем-то тараторил, веселил народ.

      – …А как еще баб воспитывать?