Заговорённый гребень, или Тайна осеннего леса. Марина Валерьевна Боева

асмурно и сыро, а за окном горел манящий тёплый свет. Там, в уютной кухоньке за деревянным зелёным столом, накрытым новой клеёнкой в цветочек, сидели худенькая мама с короткой стрижкой и семиклассница дочь. Хозяюшки лепили пельмени, укутывая кусочки фарша в круглые одеяльца из мягкого теста. Женщина вспоминала приключение, произошедшее в юности.

      – Однажды мы с отцом собрались ловить форель – рыбку серебристого цвета с красно-коричневой спинкой и тёмными пятнышками на чешуе. Это было раннее утро, ещё ночь. С удочками и увесистыми рюкзаками за плечами вошли в общий вагон, прицепленный к грузовому поезду. Здесь теснились другие рыбаки. Помню, как монотонно стучали по рельсам колёса, раскачивали и убаюкивали пассажиров.

      Она присыпала мукой разложенные на плоском блюде вылепленные ими пельмешки и поставила на полку в холодильнике. Девочка, оттирая влажным полотенцем поверхность стола от остатков теста, с интересом слушала мамочкину историю.

      – Днём мы спрыгнули на пустынный перрон неизвестной станции. Состав в этом пункте притормаживал. Войдя в глухой лес с разлапистыми елями, кривыми соснами и колючими кустарниками, направились по усыпанной хвоей тропинке к заветному озеру. Заморосил прохладный дождик, запахло влажной землёй и горечью пожухлой листвы. Пришлось свернуть с дороги, зайти обогреться в избушку – временное пристанище для бывалого рыбака, грибника-ягодника, бродяги-охотника. Мы устроились около топившейся железной печурки, перекусили, разомлели и даже вздремнули. Восстановив силы, продолжили брести к месту ночлега и оказались там, когда природа вокруг погрузилась в сумеречное уныние.

      Наводя грусть, непрерывно продолжал лить дождь. Воткнув в мох вёсла, положили на них сверху накачанную резиновую лодку. Отец принёс ветки, распалил огонь, подкинул в него корявое бревно и, наломав лапника, лёг спать под самодельное укрытие. Я осталась возле костра и наблюдала, как по обуглившейся древесине прыгают пламенные язычки, превращающиеся в резвящихся рыжих лисят. Дрова изредка трещали, запуская кверху салютики искр. Почувствовав на себе пристальный любопытный взгляд, посмотрела вокруг и увидела напротив маленького старичка с клюкой в руке и в колпаке, натянутом на седую взлохмаченную голову. К ногам деда прижалась крошечная охотничья собака. Приподняв мордочку, она вдыхала лёгкий дымок, медленно ползущий в сторону таинственных странников.

      – Ты как дядя, – прервала рассказ девочка, – русалки, водяные, домовые.

      – Обо мне судачите? – В узком дверном проёме появилась крепкая фигура Степана.

      Широкоплечий мужичок с сильными руками в полосатой тельняшке выглядел забавно на фоне современной городской квартиры: большим и неуклюжим. Тронутые первой проседью волосы, собранные на затылке в хвост, ухоженная борода и густые усы придавали гостю вид помора[1], только что вернувшегося с промысла. Услышав знакомый голос хозяина, в кухню протиснулся пёс – лайка чёрного окраса с белой отметиной на груди. Дик весело вилял пушистым хвостиком, а его озорные карие с жёлтым блеском глаза радостно светились, будто спрашивая: «Что здесь происходит?»

      – Иди на место, – приказал Степан.

      Пёс притих и смиренно поплёлся в коридор. Покружив на ворсистом коврике, прилёг и засопел, приглушённо повизгивая и перебирая лапами во сне. Грезились собаке деревушка на обрывистом берегу реки, дом с крыльцом, пристроенным к веранде, любимая будка во дворе. Как бежит он вдоль моря по твёрдому, пропитанному водой песку, солёный ветер бьёт в нос и глаза, в небе снуют надоедливые чирки́[2]. Не сдерживая восторга, Дик лает, лает, лает…

      Год прошёл с того дня, когда под размеренное бурчание дóры[3] около бревенчатого причала в деревне Степан попрощался с дорогими сердцу родственницами. За это время он успел соскучиться по сестре и бойкой племяшке. Брат купил у соседа подержанный грузовичок и приехал в далёкий городок, прихватив с собой преданного четвероногого друга.

      – Как-то видел домового…

      – Дядя! – остановила на полуслове Настенька. – Я не верю сказкам.

      – Давно ли стала такой взрослой?

      – Да, детки растут быстро, – вздохнула мама. – Тринадцать лет!

      – Люди веками сочиняли предания и былины, передавая опыт и мудрость из поколения в поколение. Они научили нас различать радость и горе, любовь и ненависть, добро и зло, правду и ложь, – рассуждал Степан.

      – Кощей, Баба-яга, кикимора не живут в нашем мире, – Настя подумала и добавила Деда Мороза. – Сами придумали праздники и ждём чудес.

      – Традиции поднимают настроение, уходят ежедневные тревоги, наступает ощущение желаемого. В праздничные дни мы сами становимся чуточку волшебниками, стараемся удивить родных и друзей. Верить в чудо – это не глупость.

      – Ребёнок мало знает, поэтому принимает непонятные ему события за колдовство. Но почему на это ведутся старшие? – не унималась Настюша.

      – С человеком случаются непростые ситуации, и тогда даже реалист и критик полагаются на чудеса. Надежда

1

Помóры – коренное русское население побережья Белого и Баренцева морей, а также его представители.

2

Чирки́ – так население деревни называет маленьких чаек.

3

Дóра – беспалубное рыболовное судно.