Стеклистость. Игорь Олен

два часа, на поле около трассы, в отсвете солнца, падавшего за лес, сквозь танцы воздушной бойкой стеклистости, обнаружил он новый бокс, серебристый в лучах, – скорей, из дюраля, либо из чистого серебра (палладия, осмия), впало Кронову, и внутри него спец с приборами изучает… эти круги, он понял! Боксы, он понял, возле кругов стоят, закрывают их! И он думать стал о кругах. Раз боксы и люди в чёрной спец. форме возле кругов стоят, то круги, стало быть, опасны. Это он знает не понаслышке: Волина у Оки сшиб круг, он вспомнил, – как вот шоссейный круг, кой он видел, сшиб чёрный джип, который по весу несколько тонн. Джип сшиблен, как гуттаперчевый… Впрочем, что много думать? Физику круга он не поймёт. Одно лишь ясно: с неких пор все круги – под боксами. Окский круг, может, тоже блокирован и над ним серебристый, как бы дюралевый (из палладия, платины), бокс… Опасно с кругами, он убедился в двух уже случаях; плюс они ужасают, будто Ананке-Необходимость, спёршая чувства сводом законов. Необходимость, типа, не слушает убеждений или молитв.

      «Живые завидовать будут мёртвым», – выбилась фраза: в пятый? в который раз?

      – Нет!! – вскричал он.

      Рядом был пост ГАИ-ГИБДД. Он с визгами тормознул. Отдав честь, рыжий инспектор начал:

      – Вы нарушаете…

      Он не слышал. Он бессознательно вёл машину и не разбился разве что чудом. Выяснив, что он трезв, единственно не в себе на вид, гибдэдэшник взял штраф за скорость и обязал посидеть в машине.

      – Может, беда у вас?

      Кронов молча кивнул. Беда, он сказал бы, но промолчал, у всех. Приблизилось жуткое, и оно упразднит жизнь, счастье и истреблявшую их культуру. А виноваты эти круги. Пусть тайна их скрыта странной их мощью, в том числе боксами, факт есть факт. Кронов будет выискивать эти боксы. Есть ли системность в их топографии?.. Ха, причём системность?! Классификацией и системностью, устроением и дедукцией, регуляцией и анализом разум только и жив; он не стал бы внедрять круги близ шоссе и на улицах, нарушая порядок – базисность разума…

      Человечьего разума! – впало Кронову. Разум мог быть другим! Будь чувственность, фантазийность, память о прошлом в их высшей мере – нынешний разум сразу исчез бы; образовался бы разум новый, не разбирающий мир по брёвнышкам, не субъектно-объектный, а разум цельный, со-единяющий, эмпатический разум не первородного криминала, но разум райский. Нынешний разум стал упорядочен до мертвящих логических жёстких норм, знал Кронов, что губят жизнь.

      На Пятницкой бокс был в лавке. Кронов зашёл за хлебом, и за высокими ширмами обнаружился бокс (из платины, серебра, палладия либо просто дюраля).

      – Что там? – спросил он.

      – Канализацию ремонтируют.

      Когда ночью в проулке у Патриарших «двойка» застыла, Кронов по окнам, тёмным и тихим, понял: дочери нет… Он сник. В конце концов, он не мальчик и он устал безмерно… Он вынул «Кэмел»… Мальчиком «Кэмел» он подобрал на улице и стал верен данному бренду, пусть это вряд ли рационально: есть бренды лучше… Рационально?