Гипсовый трубач, или Конец фильма. Юрий Поляков

церковь. Когда Кокотов проезжал по этому шоссе в последний раз, на месте храма виднелись развалины, напоминавшие сгнивший зуб.

      «Точно золотую коронку надели, – подумал Андрей Львович и тут же мысленно извинился: – Прости, Господи!»

      В последние годы он не то чтоб уверовал и воцерковился – скорее стал богобоязнен. Еще точнее: его суеверная робость, ранее распространявшаяся только на черных кошек и дурные сны, начала теперь свое смиренное восхождение к Престолу Господню. Во всяком случае, позвонив Оклякшину и попросившись на обследование, Кокотов зашел в храм и поставил свечку святому целителю Пантелеймону.

      – Деньги есть, – сообщил Жарынин, захлопывая крышечку и убирая телефон в карман. – Зачем мне вас обманывать? Я обманываю только женщин и себя. Моя жена работает в крупной международной фирме: недра распродают. Та к вот, она убедила своего шефа, мистера Шмакса, вложиться в мое кино.

      – Он что, ненормальный, Шмакс?! – искренне воскликнул Кокотов.

      – В определенной мере – да: он влюблен в мою жену…

      – И вы так спокойно об этом говорите?

      – А почему я должен волноваться?! Мы женаты двадцать семь лет и давно уже не вмешиваемся в личную жизнь друг друга. Знаете, в чем назначение мужчины?

      – В чем?

      – В том, чтобы вырастить из половой партнерши идейную соратницу!

      – Неужели вам это удалось?

      – Не сразу… Брак – это борьба. Мы с женой обо всем условились: она ему сказала, что я ревнив, как бабуин, и чтобы я не догадался, меня надо отвлечь. А как можно отвлечь режиссера? Дать ему возможность снимать картину – тогда он ничего вокруг себя не замечает…

      – Оно конечно, – согласился Кокотов, – но во сколько же ему обойдется эта ваша… э-э-э… отвлеченность?

      – В три-четыре миллиона!

      – Долларов?

      – Нет, этикеток от «Абрау-Дюрсо».

      – С ума сойти… И ему не жалко? На эти деньги можно…

      – Нельзя! Вы плохо, Андрей Львович, знаете психологию западников. Они же прагматики. Вкалывают с утра до вечера и ничего хорошего не видят. Они рабы, прикованные к галере бизнеса. Влюбляются до неприличного редко. Но уж если влюбляются… Для них собственные чувства – такая же ценность, как удачно вложенные деньги. И если появляется женщина, в которую можно вложить чувства, их не остановишь. Вот у нас в Союзе кинематографистов еще на износе советской власти был такой случай. В ОБВЕТе работала одна девушка…

      – Гд е работала?

      – В отделе обслуживания ветеранов. ОБВЕТ. Назовем ее, хэ-хэ, Вета. Так, ничего себе. Я пробовал – пикантно… Она страстно хотела выйти замуж за иностранца. А как известно, самые темпераментные и безоглядные среди иностранцев – итальянцы. И Вета пошла на курсы итальянского языка, окончила, стала подрабатывать гидом – и, конечно, приглядываться. Пару раз ей попадались какие-то никчемные работяги в новых, специально для поездки в Россию купленных малиновых башмаках. Потом встретился сицилиец, необыкновенный любовник, который