Жаждущие престола. Валентин Пронин

Кремля?

      – Еле кровь замыли да мясо в Москву-реку покидали… А народ, узнав, доволен был. Царские, мол, изменники.

      – Времена вновь настают кровяные. Надо, не дожидаясь, в Кремле ночью пошарить. Пока там с охраной переполох.

      – После той ночки стрельцы сумные[62] стали, по сторонам от дворца стоят. И не видать. Пусто нынче в Кремле! В царских палатах и то почти никто караул не держит. Сказывают, поживиться можно. Сам-то Митрей вроде с постельничим Ванькой Безобразовым. Да еще ночует сиклитарь еный из ляхов по прозвищу Ян.

      Трое, которые пришли в харчевню из бани, отдали деньги целовальнику за хмельное, стряпухе за еду. Вышли. Прошагали недолгое время. Старший спросил:

      – Слыхали про все?

      – Слыхали, – тихо произнес тот, что в бане угощал квасом.

      – Ты как думаешь? Нож в сапоге есть? Али мы не казачьи головы?

      – Нынче никого не проверяют, такой срок настал. Потом перекроют. А то Фроловские ворота всю ночь открыты. И только немцы-рейтары бродят лениво туда-сюда. Что же, пошли?

      – Один раз живем, другого не будет. Айда.

      Темень в Кремле. В одном месте только, у немцев, у рейтар, факел еле тлеет, дымит.

      А во дворце, в спальне царской, свечи в шандалах догорели. «Царь» замедленным языком беседует о чем-то со спальничим Безобразовым. Где-то в Замоскворечье горланят вторые петухи. Тишина крадется по переходам и горницам. Сон нисходит; в окошке, в темном небе, плывут синие облака.

      И внезапно – в передней части дворца, у входа, шум.

      Лжедимитрий вскочил, схватил меч на лавке у стены.

      – Что там? Пистолеты мои где?

      – Не помню, царь-батюшка, – сдавленно бормочет Безобразов. – Прости, Христа ради…

      Чутко вслушиваясь, Самозванец кинулся к двери босой. Слышен гулкий топот ног и голос его ближнего человека Дурова: «Стойте, суки!» – и мат.

      Самозванец, обнажив меч, рванулся в переднюю. К нему подскочил Дуров, стрелецкий голова:

      – Государь, какие-то крались.

      – Их схватили?

      – Взяли, государь. Ах, гады, с ножами…

      – Что-о-о?!

      Тут же Безобразов с пылающим большим шандалом, с теплым царским халатом:

      – Оденься, батюшка, застудишься. Вот сапоги теплые…

      – Пошел ты… Кто послал? На государя, с ножами!

      Прибежал второй стрелецкий голова Брянцев. За ним стрельцы тащили троих окровавленных с закрученными за спиною руками. Лжедимитрия трясло – от страха, от гнева?

      – Все трое с ножами? – переспросил он в бешенстве. – Федор, на двор мерзавцев, в сабли их! Нещадно! – Хотел даже вытащить из ножен свой меч. Опомнился. Плюнул и вернулся в спальню. Было не до сна. Утро уже. Полз серый, без теней, свет.

      Когда приехал Петр Басманов, слышен был его дикий от злобы крик:

      – Зачем порубили? На дыбу надо, ко мне! Они бы мне всех выдали! Э-эх, стрелецкие головы, бараны!

      – Прости уж, Петр Федорович, я виноват, – кусая губы, раскаянно проговорил «царь». – Не мог гнев удержать.

      – Да,

62

Сумные – печальные, задумчивые.