Ли и Хэйвин. Рико Нуро

sis>

      Я и мама работали на рисовом поле. Каждый день. Мы начинали в четыре утра и заканчивали около полудня, когда становилось невыносимо жарко, и все расходились по домам, чтобы немного отдохнуть, а потом снова возвращались на поля и работали до темноты. Чем больше сделаешь, тем больше получишь.

      Меня звали Ли. Обычное имя для тех мест. Поэтому на рынке, на поле и просто на улице я часто слышала его, но не обращала внимания. Кто меня может звать? Хоть я и жила в этой деревне с рождения, почти восемнадцать зим, знакомых у меня было не много: пара соседей и наша маленькая семья: мама, сестры и брат.

      Именно ради семьи я и мама каждый день вставали до первых лучей солнца и плелись к домику распорядителя. Там же собиралась почти вся наша деревня. Мы ждали, когда откроется крохотное оконце в каменной стене, и появится сытая рожа распорядителя. Раз в неделю он делил наделы на рисовых полях. Именно он решал, кто на этой неделе будет сыт, а кому предстоит побираться по соседям и вымаливать кусочек хлеба.

      До того, как открыть окно, распорядитель долго смотрел на притихшую толпу. Думаю, в такие моменты он ощущал себя вершителем судеб. Отчасти так и было.

      Со скрипом ставни открывались, и начиналась борьба за наделы. В ней не было места чести, состраданию, дружеским или соседским отношениям, все против всех, схватка похлеще Великой Столетней Императорской Войны. Часто мы оказывались позади крепких мужчин, тех, кто не хотел погибать в шахтах. Они расталкивали всех, кто попадался им на пути, они забирали лучшие места, они так же, как и мы хотели жить и прокормить своих родных. Но и мы были не так просты. Нет, мы не сражались, это бесполезно, две невысокие щуплые женщины едва ли справятся и с грубой силой, мы шли другим путём. Необходимо было подождать, пока другие семьи, где есть мужчины, получат работу, а когда они отступали, начиналось время жалких остатков.

      Тут уже важна не сила, а кое-что другое. Женщины, перекрикивая друг друга, говорили такие комплименты, так елейно улыбались, что даже толстый распорядитель краснел. Кажется, они готовы были целовать его руки, если понадобиться. Нам повезло, так сильно унижаться не приходилось, у мамы был маленький секрет. Она рассказывала, что жена распорядителя её дальняя родственница, то ли шестиюрдная тётя, то ли пятиюрдная племянница, не помню точно, но знаю, что мама оказала ей очень давно одну большую услугу, за которую та очень благодарила мою маму. И эта благодарность выражалось в том, что распорядитель нехотя, но все же выделял нам крошечные наделы, в обход других желающих.

      В тот день мама пробралась сквозь толпу к окошку и расплылась в самой сладкой улыбке, на которую была способна.

      – Господин распорядитель, прекрасно выглядит! Вы, кажется, знатно похудели? – мамино лицо, тёмное из-за работы на солнце, смешно морщинилось, когда она разговаривала, одновременно пытаясь улыбаться и, кажется, даже строить глазки. Выходило это у неё неумело и стыдно. – Не заболели ли? А как жена? Как… – мама немного запнулась и искоса посмотрела на меня, – как ваш сын? – она встала на цыпочки, чтобы достать до окна, и потому пошатывалась из стороны в сторону. – Надеюсь, сегодня вы нас не обидите? Мы могли бы взять на эту неделю надел побольше…

      – Все могли бы, – распорядитель скупо чеканил по одному слову, будто бы берег их для кого-то более важного, чем мы. – Но дам, что есть. И идите уже, идите не задерживайте толпу.

      Так в руках у мамы оказывался заветный жёлтый клочок бумаги. Пока мама раскланивалась перед распорядителем, я пыталась рассмотреть цифры.

      Мы ловили на себе завистливые взглядов, а вслед нам отправлялся осуждающий шёпот. Все хотели получить такую бумагу. Даже не так, все боялись не получить такую бумагу.

      – Сколько дал? – я ловко забрала из маминых рук разрешение. – Это… это что такое?

      Мама вернула себе разрешение и аккуратно сложив, убрала в карман, как великую ценность.

      – Спросишь иногда такую глупость, будто бы и не знаешь! – пробурчала она. – Это наша работа на ближайшую неделю.

      – Но это очень мало!

      – Хватит.

      – Он даёт нам каждую неделю все меньше. Скоро вообще без ничего оставит!

      – Не оставит, – обрубила мама. – Хорошо, хоть это даёт. Нам следует быть благодарными, ведь из-за тебя мы и вовсе можем остаться без работы.

      Мы брали две плетёные корзинки, кувшин с водой и ветхий зонтик, и направлялись в сторону полей. Надо было торопиться, солнце почти взошло, скоро станет жарко и придётся оставить работу до вечера.

      – Мам, ты слышала, о чем говорят в деревне? – спросила я, и не стала дожидаться ответа. – Рисовые поля ссыхаются, говорят, их скоро закроют и все! Останется только базиликтовая шахта. Но мы там и дня не продержимся.

      – Пока есть работа, будем работать, – мама всегда шла очень быстро, так что сухая земля под её ногами поднималась вверх серой пылью.

      – Отлично! – я едва поспевала. – Пока есть работа, мы её работаем, а когда работы не будет?

      – Что-нибудь придумаем.

      – А что