Навьи тропы. Екатерина Черепко

виски: по голове словно обухом ударили. Она была всё в том же голубом сарафане. На подушке чернел уголь, осыпавшийся с бровей.

      – Обожди, прошу! Дай пару минуточек! – Взмолилась она, закрывая уши. Но шум не прекращался. – Манюта! – Позвала княжна.

      Никто не откликнулся. Вместо того, чтобы дождаться прислужницу, Белава сама сняла парадное платье, умылась и распустила растрепавшуюся за ночь косу. Пока она сидела на полатях, расчёсывая волосы, двор пришёл в движение: лошадиное ржание, звяканье инструментов, командирские выкрики сотника и громкие пересуды зевак заглушали пение соловья.

      Княжна подскочила к окну и прислонилась к мутноватому слюдяному витражу. Около трёх десятков конных воинов выстроились в колонну, растянувшуюся от ворот детинца до первых городских домов под холмом. Пешие ратники, старики, женщины, дети всех сословий подтягивались наружу следом. У каждого крыльца вдоль главной улицы стояли здешние жители, а свободные дружинники оттесняли их, чтобы освободить проезд.

      Крошечная фигурка Чеславы в высоком кокошнике поочерёдно подходила к каждому из всадников, читала короткий заговор над их оружием, окунала пальцы сначала в чашу с водой, которую несла одна из дворянских девиц, затем в чашу с пеплом, которую держала другая, и вырисовывала на наручах ратников древние руны. Тихомира с ними не было.

      Белава кинулась к сундуку, напялила на себя первый попавшийся сарафан, наспех заплела косу и, босая, побежала к выходу. Она толкнула дверь, но та не поддалась. Тогда она надавила резче и услышала, как брякнул тяжёлый засов. Кто-то запер покои снаружи. В самый неподходящий момент! Княжна что есть мочи забарабанила по косяку и закричала:

      – Откройте! Выпустите, ради всех богов! Стража!

      То ли её не слышали, то ли специально не замечали. Белава со стоном выдохнула и метнулась обратно к окну.

      Из конюшни на гнедом коне рысью выехал Тихомир в боевых латах, с фамильным мечом на поясе, луком, стрелами и щитом за спиной. Он выделялся среди других: позолота на остроконечном шлеме и богатая вышивка на плаще, над которой всю зиму трудились лучшие мастерицы, была видна издалека.

      На пару лошадиных шагов позади скакал его рослый гридин, обвешанный оружием как кузнец в ярмарочный день. Когда они проезжали мимо дворовых, чернь падала на колени и воздавала руки в молитвах, а высокородные женщины утирали слёзы.

      Князь с охранником остановились рядом с Чеславой, которая поклонилась ровно до того угла, чтобы не уронить с головы свой тяжёлый кокошник. По её примеру остальные также отвесили князю глубокий поклон. Мачеха заговорила доспех Тихомира, нарисовала руны на начищенных до зеркального блеска наручах, затем повторила то же самое для гридина. После этого она сделала пару шагов назад и по обычаю смахнула слезы платочком. Белава сомневалась, что мать действительно пролила слёзы, ведь всё шло именно так, как она и предрекала. Или планировала.

      Тихомир помахал подданным, стеганул коня шпорами и вместе со своим спутником прогарцевал вдоль