Наездники. Кир Булычев

промокнешь совсем. Ужасная погода, не так ли?

      Она говорила мелодичным голосом, как дикторша из телевизора, и притом слишком правильно. Тоже как дикторша.

      Она знала, как зовут Верку. Значит, интересовалась.

      – Нет, спасибо, мне не мокро, – сказала Верка.

      Ребеночек подбежал к женщине, та протянула ему раскрытый, в мелкий лиловый цветочек зонтик, и ребенок поспешил обратно к воротам, играя с зонтиком, словно тот тянул его вверх, к облакам.

      – Не надо, – повторила Верка, но ребенок совсем по-взрослому кинул зонтик в нее, и зонтик взлетел, прежде чем упасть на землю. Неудивительно, что Верка его подхватила – нельзя же, чтобы такой красивый зонтик упал в лужу.

      Ребеночек быстро побежал к дому, а женщина сказала:

      – Когда не будет нужен, занесешь. А можешь вообще не заносить, у меня много зонтиков.

      – У нас много зонтиков! – крикнул ребеночек и засмеялся. Он стоял на крыльце под козырьком рядом с женщиной. Они махали Верке, будто она уезжала на поезде.

      Верка не могла вернуть им зонтик, но и положить его в грязь нельзя.

      – Спасибо, – сказала она.

      Ей не ответили. Женщина с ребенком уже скрылись в дверях. Они ушли не оборачиваясь.

      Верка сообразила, что не запомнила лица женщины и даже не помнит, как она была одета.

      Хлюпая мокрыми кроссовками, Верка пошла к станции. Она была недовольна.

      Казалось бы, радуйся, есть еще добрые люди. Дали ей, промокшей, зонтик и ничего не попросили взамен.

      Верка знала, что у нее плохой характер. Несносный характер, как говорил отец. А Светлана в сердцах называла ее змеей-шипучкой. Баба Элла почему-то пугала Верку тем, что она замуж не выйдет, – будто Верке больше думать не о чем!

      Наверное, у нее мог быть хороший характер, как у добрых людей. Но ей нечему было радоваться. У добрых людей другая жизнь, хорошая, состоятельная… Им можно не огрызаться, им зонтики из чужих ворот выносят каждый день.

      И дался ей этот зонтик! Она же не просила!

      Самое лучшее – вернуться и швырнуть этот зонтик им в рожу.

      Но возвращаться и кидать – себя позорить. Покажешься идиоткой. Верка не любила быть идиоткой и даже казаться ею. Она и сама не знала, умная она или нет. А может, идиотизм и есть ее нормальное состояние?

      А откуда им известно, как ее зовут?

      Она в жизни не видала этой женщины. Хоть и не очень ее разглядела, но была уверена, что раньше не видала.

      Зонтик оказался хороший, легкий, крепкий. Ясно, что ни одна спица сегодня не сломается.

      Улица Школьная кончилась, и Верка с облегчением вышла на Вокзальную, когда-то заасфальтированную.

      На себя лучше и не смотреть.

      «Ладно, в больнице вымою кроссовки и джинсы – там во дворе колонка есть…»

      Странная женщина шагала перед Веркой.

      Она была высокого роста, под два метра или около того, ноги фотомодельной длины, юбочка короткая, чтобы удобнее их разглядывать. На женщине была мокрая, прилипшая к худому телу шелковая блузка, а волосы нахимичены в воронье гнездо. Концы