По острию любви. Лана Светлая

ли?! – беззвучно произносит она губами.

      Приходится хватать её за руку и тащить за собой в нужном мне направлении.

      – Маш, я с ним поговорила и, по-моему, он серьёзно призадумался, – шепчу тихо, закрывая дверь кухни за нами. – Весь вечер тихий как мышка, домашку быстро сделал и принёс сам мне на проверку. Мне даже напоминать ему не надо было. И видно, что постоянно в каких-то своих думках.

      Подруга иронично выгибает бровь и хмуро смотрит на меня, скрещивая руки на груди.

      – Начнёшь сейчас на него орать, он стопудово психанёт, и всё вернётся на круги своя, поэтому давай сегодня не по привычному тобой сценарию, хорошо?

      – Юлька, да на него не орать тебе надо! – в сердцах бросает подруга. – Его тебе пороть уже надо за то, что он творит!

      Я меняюсь в лице, хотя понимаю, что она это сказала без всякого умысла и уж точно не со зла.

      – Прости-прости-прости… – Машка подлетает ко мне и обнимает, крепко сжимая. – Ты ж меня знаешь. Ляпну, не подумав о последствиях.

      – Да всё нормально, – хриплый голос всё-таки выдаёт меня. – Нас с братом просто иногда триггерит это словечко, ты же знаешь.

      Я же поэтому и из дома ушла после девятого класса, переехав в общагу, потому что терпеть порки отчима, который это делал за любую провинность или плохую оценку, не было уже никаких сил.

      В шестнадцать лет я не думала, что своим уходом просто перенаправила всю эту агрессию на одиннадцатилетнего ребёнка. Когда мы ещё жили все вместе: отчим, мама, я и брат– первый никогда не бил Женьку. Уж не знаю, почему только я вызывала такой негатив, но с братом он вёл себя в принципе спокойно. Даже учил его каким-то мужским штучкам в виде починки труб под раковиной или розеток.

      Именно поэтому я была уверена, что с моим уходом у них всё наладится.

      Как оказалось, ничего не наладилось. Спустя несколько лет я узнала, что всё стало намного хуже и страшнее.

      – Есть хочешь? – отстраняюсь и улыбаюсь, давая понять Машке, что со мной всё норм.

      – Неа, – качает отрицательно головой. – На работе перекусила. Рассказывай, кого наш воинственный парень опять поколотили по какому поводу.

      – Да неизвестно, – с досадой произношу, плюхаясь на диван. – Пятнадцатилетние подростки хуже партизан. Даже учительница толком ничего не знает. Ну а Женька, сама понимаешь, молчит. Привычное «больше не буду» и на этом всё.

      – А чего тогда такая расстроенная, раз всё как обычно? – Машка садится рядом, внимательно вглядываясь в моё лицо. За три года нашей дружбы она научилась считывать мои эмоции на раз.

      – Ольга Алексеевна сказала, что месяц ему на исправление. А если продолжит драться, то… – подруга сама понимает, о чём я умолчала. Чертыхается и тяжело вздыхает.

      – А меня ещё сегодня уволили, представляешь? – жалуюсь я.

      – Удивительно, что они не сделали этого раньше, – хмыкает невесело подруга.

      Вот за что я Машку особенно люблю, так это за её прямоту. Всегда мне говорит правду-матку, какой бы горькой она ни была.

      – Поможешь? –