Чужая жертва. Александр Покатнёв

/p>

      Из органов чувств, которые приносили ещё хоть какую-то пользу, остались лишь обоняние, осязание и слух, остальные отключились за ненадобностью. В кромешной темноте глаза бесполезны. Вкус? А что ему вкушать – собственную слюну? Может быть кровь, когда он прикусывал язык, чтобы почувствовать во рту хоть что-то, кроме вкуса собственных бактерий? Пища подавалась раствором прямо в кровь – не положено заключённым с пожизненным сроком изысканно питаться. Трубка с дистиллятом торчала рядом со ртом, но и вода и сам пластик, из которого сделана трубка, были абсолютно безвкусными.

      Вот трогать себя или эти гладкие металлические стены – это он с радостью. Гарольд даже завёл себе подобие расписания, чтобы ожидание от касаний собственного тела приносило удовольствие. Расписание, конечно, приблизительное – не было тут ни часов, ни понимания сколько вообще прошло времени с начала заключения. День сейчас или ночь на Земле – оставалось лишь гадать или воображать.

      Касаемо слуха – мерное гудение системы жизнеобеспечения давно уже превратилось в фоновый шум, которого не замечаешь, если не прислушаться. Оставалось наслаждаться собственным голосом. Говорил он в те часы, когда приходило время тактильности, и нравилось ему это или нет, оба этих чувства со временем превратились в чьи-то чужие.

      Мыслительный процесс был нагло прерван нарастающим возбуждением. Пришло время наслаждений.

      – Ты хочешь, чтобы я дотронулась до него? – спросил он сам у себя.

      – Да, милая, – отвечал воображению его видоизменённый голос, – я уже в полной боевой готовности.

      – Я чувствую это. Какой он у тебя огромный.

      – Да ладно, обычный вроде. У тебя просто рука маленькая.

      – Какие мы скромные, я таких люблю.

      Гарольд трогал себя, ублажал себя, а временами немножечко изводил, чтобы разнообразить воображаемые утехи. Всё ради того, чтобы окончательно не свихнуться, если этого ещё не произошло. Или уже произошло?

      Девушка в его мечтах оказалась сверху.

      – Ты какой-то напряжённый сегодня, Гарольд, что тебя тревожит?

      – Плохой день, дорогая. На работе начальник устроил взбучку, старый козёл. Потом я решил выйти на охоту, но людей было так много, а я так устал, поэтому не смог найти ни одной удобной жертвы. Пришлось идти домой.

      – Котик мой, мне так жаль. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

      – Просто продолжай и расскажи мне что-нибудь, я соскучился.

      Он ускорил движения рукой, воображая, как ускоряется девушка.

      – Ты знаешь, я весь день ждала, когда ты вернёшься. Скучала по тебе, пересматривала наши фотографии. Сходила в твою комнату секретов, вытерла пыль и отмыла кровь на полу – голова той проститутки всё течёт и течёт, представляешь?

      – Странно, я вроде убил её дня три назад.

      – Наверное, умная была шлюха – вся кровь осталась в голове.

      Он рассмеялся. Они рассмеялись. Она слезла и опустилась на колени.

      – Давай, деточка, заглатывай глубже. – Гарольд поплевал на ладошку и продолжил.

      Как её сегодня зовут – Соня, Мария, Джулия? Пускай будет Ольга, да, Ольга. Хорошее имя. Она была его любимой, той, кто принимал Гарольда со всеми его достоинствами, особенно учитывая тот маленький особенный секрет, за который он и попал на пожизненное. Она верила в него, поддерживала и поощряла, а ещё она будет всегда его ждать, и не важно, что Гарольд удалялся от дома с каждой секундой всё дальше и дальше в бесконечной космической пустоте. Идеальная женщина в идеальном мире фантазий никогда тебя не покинет.

      Кончил он спустя несколько секунд с тихим стоном блаженства и сожаления – единственное яркое пятно удовольствия в его слепом обездвиженном существовании в этом металлическом гробу вспыхнуло и тут же исчезло, оставив после себя лишь тусклый шлейф разочарования.

      Плакать ему давно не хотелось, слёзы спасали только в начале этого большого путешествия к смерти, сейчас же стали бесполезны и расточительны. Гарольд знал, что смерть может настигнуть его вследствие десятка различных факторов, в том числе и от обезвоживания – резервуары с водой восполняются путём очистки и рециркуляции мочи и пота. Бесконечно перерабатывать соки организма система не могла, так что тратить впустую жидкость путём бесполезных рыданий было глупо.

      Боялся ли он? Скажем так, сейчас Гарольд находился уже внизу трамплина своих страхов – первый прыжок в бездну ужаса он пережил, когда узнал о своём приговоре, второй случился, когда закрывалась дверь в эту одиночную камеру, объёмом чуть больше его тела. Так что сейчас, спустя дни или месяцы заточения, он уже не боялся. Развлекал себя как мог, ожидая конца, но не боялся.

      Гарольд стал мыслителем. Философом тьмы, в которой воображение рождало целые миры и личности. Он даже изобрёл свой личный свод законов и судебную систему, где убийство не считалось одним из грехов. Таких как Гарольд в реальном мире называли серийными убийцами, но сам себя он называл не иначе, как избавителем. Он очищал мир от бесполезного отребья, избавлялся от мусора, который выплёвывала