Биверсиада. Катя Екатзе

. Становится тошно, когда начинаешь слышать этот голос в отдалении, потом всё ближе и ближе. Голос, который поднимает тебя с берега и буквально вытягивает в свою реальность, жестокую и бесконечную. Рябь на потолке начинает замедлять свой бег и растекается, растекается, стекает по стенам и уходит под плинтус. Игорь начинает чувствовать затекшие руки, стянутые над головой рукавами смирительной рубашки. Горячий пот, испариной выступил на лбу. Воображение отпускает и медленно открыв глаза, Игорь понимает, что снова оказался в палате. Облизывая пересохшие губы, сталкивает ногами смятое одеяло.

      Тогда мне виделась эта жизнь совсем в ином цвете, в других формах и она бесспорно должна была складываться только так, как хотелось того мне. Тем более, что для этого я делал всё. И получилось, признаться, довольно странно, противоречиво и даже лучше, чем могло бы быть.

      Когда все смотрят на твою довольно успешную и благополучную семью, хвалят отношения с братом, говорят о твоей уютной бабушке и о тебе таком милом чудесном мальчике, да это могло бы быть приятным, если бы это было правдой.

      А мы все настоящие, просто жили на изнанке, которая со временем изжила себя, протёрлась, лопнула и со вспоротым брюхом выпустила наружу всю гниль, которая была в ней. Тогда и началась моя взрослая жизнь, одинокая и безумная.

      Сначала погиб в аварии брат – и я наверно, умер уже тогда, вместе с ним, в том самом взрыве. До сих пор, когда думаю о Ване, перед глазами возгорание, ослепляющий огонь, который сожрал его, который забрал у меня единственного человека в этом мире, которому я был по-настоящему нужен. Помню тот день, помню его лицо, когда он вытолкнул меня из машины, как он орал на меня, весь чумазый и взъерошенный, щека ободрана в кровь, а я в глаза ему смотрел и руками за порванную рубаху цеплялся, как чувствовал брата отпускать не хотел. Он уже тогда всё знал, я в глазах его видел как он со мной прощался. А потом бам – и всё, тишина мёртвая, никогда такой не слышал, первое время думал, что оглох. И обрадовался этому, лежал на траве с закрытыми глазами, зажмуривался, ладонями уши зажал и только хотел больше не слышать этого мира, этого живого мира без ушедшего Вани.

      Может, это и был запуск механизма разрушения жизни нашей семьи, разрушения жизни каждого из нас. Я любил брата, всегда думал, что и он любил меня, только почему с того самого дня, Ваня будто стал забирать у меня всё то нужное и хорошее, забирать с собой, забирать к себе, оставляя меня каждый раз с разочарованием, с маленькой трагедией в жизни, со скулящей голодной болью. Позже, я обязательно получу ответ на этот вопрос, но на это мне потребуется много времени, много сил, чтобы забирать – и ещё больше терпения, чтобы потом отдавать.

      Отношения родителей рушатся и брак их придавливает детей, так было и у моих предков. У отца появилась другая женщина и после развода с матерью, парочка благополучно улетели на ПМЖ в штаты.

      Батя звал меня с собой, обещая чудесную новую жизнь, а когда я отказался, он говорил, что наши с ним отношения они всегда будут, пусть даже и на расстоянии, мы будем встречаться, общаться по интернету. Всё это было лишь примитивным желанием оправдать себя, свою слабость. Я назвал его предателем, сказал ему, что он предал нашу семью, предал меня, обидел мою мать, изменил ей и будет изменять всем своим бабам, которые для него как временное обезболивающее. Это был наш последний с ним разговор. А спустя пару лет, узнали от общих знакомых, что батя давно умер от рака, сгорел за пару дней и только всё говорил о нас с матерью, батя отказался даже напомнить о себе и попрощаться. Ваня забрал у меня и отца, а потом попытался забрать мать.

      Она погружалась в депрессию, глубоко и плотно. Бабушка старалась вытянуть её буквально за уши из этого болота ежедневных нервных срывов, мнительности и вспышек чрезмерной опеки, с которой мать молниеносно обрушивалась на меня, своего единственного сына. А потом также резко отталкивала, толи уставала, толи начинала обвинять, а может ей и всегда было наплевать на меня, но на фоне нашей прошлой семейной жизни это оставалось мало заметным. Нашла себя в какой-то анонимной секте, ходила на собрания, читала литературу, рисовала символику, напоминала сомнамбулу под кайфом, пыталась и меня с бабушкой привлечь в ряды этих имбицилов. Смотрел на неё и думал, почему всё так, почему с ней это происходит, ведь у неё есть я, есть бабушка. А потом узнал где собираются эти долбаные ублюдки из секты, где они устраивают свои обряды и пляски, позвал с собой парней из местной шпаны и поджёг нахрен это логово дьявола. Ночью пробрались и в проводке поковырялись, сторожа вывели по тихому, чтобы без трупов обошлось. Пацаны хорошо постарались, одно пепелище осталось – списали всё на самовозгорание и нарушение правил пожарной безопасности, следаки даже дело открывать не стали. Мать тогда прибежала домой и на меня давай орать, обвинять, угрожать, а потом в слёзы и рыдания до истерики. Помню, скорую вызвали, врачи накачали её успокоительными, а через пару дней всё повторилось и мать в психушку забрали на лечение.

      Остались мы с бабушкой, она меня к себе забрала. А мать, когда из больнички вышла стала отдельно жить. Бабушка хотела, чтобы у меня нормальная и спокойная жизнь была, чтобы школу закончил, в университет поступил, чтобы друзья у меня были. Мать пусть своей жизнью живёт, тем