Исповедь камикадзе. Владислав Анатольевич Чернышев

готовности к суровой битве со своими извечными врагами болезнями. Что говорить, дети её боялись, как огня, но безропотно подставляли свои голые попки под шприц, безоговорочно, сдаваясь на милость непреодолимой силы. Поэтому Альберт даже не успел испугаться, когда Варвара с маху села на краешек диванчика, на котором он лежал, и достаточно чувствительно прижала его тазовой частью своего тела.

      – Язык, – приказала она, предварительно положив на лоб пациенту холодную ладошку, которая как ни странно была маленькая.

      – Так… – приложила правую руку к подбородку «профессор», уложив локоть оной руки в ладонь левой. После некоторого раздумья продолжила:

      – Ну, всё ясно, простуда! Щас, – она достала из нагрудного кармана футляр с градусником. Нежно и трепетно вынула инструмент из футляра, долго рассматривала деления. И вдруг, взяв его крепко в кулак, начала сотрясать его так, как будто Салтычиха девок своих дворовых кнутом стегает.

      – Сколько прошу градусник нормальный купить. Нормальные все побили окаянные. А этот, час стряхивай, не стряхнёшь.

      Остановившись, посмотрела на деления:

      – Перестаралась маненько, ну ничего – и быстрым, точным движением воткнула температурный стержень в Альбертову подмышку.

      – Ну, рассказывай герой, как заморозился?

      – Окно у них в палате разбили, они подушкой закрыли, а ветрище то, ветрище… – пустилась в объяснения нянечка.

      – А, чё Степаныч то не застеклил?

      – Дык ночью ж.

      – Ах ты, паразиты – лихо шлёпнула себя по коленке Варвара. – Небось, охломоны городские. Всё дела с ними тёмные крутите. – Погрозила она в сторону Альберта. – Доведут они вас до кутузки.

      Помолчали немного.

      – Ну, чё, пойду я? Убираться мне, – сказала нянечка.

      – Иди. Ну, что, горемыка, давай сюда. Посмотрим. Так. Ух, ты – тридцать девять! На-ка аспиринку съешь – она выдавила ему на ладошку белую таблетку из бумажной упаковки, и Алик запил её остывшим чаем с малиной, который ему так и не удалось попить.

      Потом, дядя Фёдор Степаныч, работавший водителем на казённом УАЗике и по совместительству учителем труда, отвёз их на убитом москвичонке директора в городскую поликлинику. Потому, как УАЗик находился в ремонте. Решение об обращении в поликлинику было вынесено Варварой после того, как она услышала кашель, а слухательной трубки у неё не было, и послушать больного она не могла.

      В поликлинике его послушал врач, и даже рентген сделали. Пневмонию исключили. Порекомендовали покой, много пить и греть ноги в тазике.

      – Уж, с этим-то мы справимся, – улыбаясь, и часто кланяясь, сказала Варвара доктору.

      Алик поправился. Фёдор Степаныч в тот же день застеклил окно, неспешно сделав замеры, принеся потом стекло, ознакомив, интересующихся с работой стеклореза. Все операции он подробно комментировал учащимся, так как: «В жизни всё пригодиться может». Вообще был он человек незаменимый, мало ли что может произойти: где выключатель сломается, где ручка у двери.

      При дет.