Наёмник. Дмитрий Чепиков

высотой, установленная на входе в порт. Она поднималась выше любого виденного мной маяка. Изготовленная из непонятно как доставленных на побережье колоссальных глыб красного мрамора, статуя явно была создана не ликийцами. Местные легенды гласили, что это творение сгинувшей человекоподобной расы, вытесненной людьми в морские глубины, и те мстили теперь, вызывая шторма и заставляя морских чудищ нападать на моряков. Глупые суеверия, конечно, но жители Ликии приняли веру в это жестокое божество.

      Мы с Гасаном едва шеи себе не посворачивали, задирая головы вверх и разглядывая увенчанную блестящей короной голову статуи. Наша колонна разбилась на небольшие группы по десять-пятнадцать человек, чтобы не загромождать и без того узкую улочку между стиснувшими её домами. По ней, кроме нас, марширующих легионеров, сновали торговцы с повозками, гружёнными пузатыми тюками.

      Навстречу нам попадались монахи, чиновники, жрецы разных конфессий, а уж портовых полуобнаженных проституток стояло по три-четыре на углу каждого здания. Жрицы любви с особенным интересом разглядывали нас, уверенно чеканящих шаг пехотинцев. Кавалеристы спешились и вели лошадей следом – по городу было запрещено передвигаться верхом, хотя перевозки грузов это правило не касалось.

      Мы с Гасаном переглянулись, заглядевшись на привлекательных девушек. Попытались было незаметно отстать от своего отряда, но строгий окрик Шейлы моментально пресёк нашу затею.

      – Мы солдаты удачи или регулярная армия? – недовольно пробурчал Гасан, искоса разглядывая девушек, демонстрирующих свои прелести и зазывающих в глубину крытых двориков.

      Я молчал, вновь погрузившись в свои мысли. Последние дни я старался гнать от себя размышления о стремительной череде событий, происшедших в моей жизни. Только сейчас я окончательно осознал, что бесповоротно сменил перспективную должность офицера-гвардейца на сомнительную профессию наёмника.

      Даже когда я был в мильвийской тюрьме, в глубине души теплилась надежда каким-то образом вернуться на службу, восстановить доброе имя. К чему мне теперь были прививаемые с детства понятия о чести и благородстве? В Легионе нас учили быть беспощадными к противникам. Единственное требование – безоговорочное подчинение командирам.

      Пленных мы практически не брали, своим тяжелораненым соратникам, которым нельзя уже было помочь, оставляли склянку с настоем усыпляющего корня и оставляли умирать на поле боя. Так было заведено в Легионе. Думая об этом, я понимал, что раз изменилась моя жизнь, то чтобы выжить в создавшихся условиях, должен был измениться и я сам.

      Правда, я пока плохо представлял себя в новом амплуа, но надеялся решить все вопросы по мере их возникновения. Дальнейшее обдумывание ситуации я решил отложить на потом, к тому же меня настойчиво толкал в плечо Гасан, с тревогой указывающий на причалы, вдоль которых стояли десятки кораблей разных форм и размеров.

      Здесь были и плоские, огромные