Роман с продолжением. Илана Петровна Городисская

было с нею связано, чтоб создать хотя бы одно четверостишье. После выпускного, юноша, по привычке, еще писал, но его стихи были уже лишены той страстности, какая преобладала в них раньше. То были скорее инерционные произведения, через которые красной строкой проходила тема ностальгии. Они выходили из под его пера все реже и реже, пока не сошли на нет.

      Надо было отдать должное Офире: она не особо углублялась в его творчество. Он себе пишет – ну и на здоровье! Правда, однажды она спросила Одеда, посвящает ли он и ей какие-нибудь стихи. На это он честно ответил, что нет, потому, что хочет, чтобы Офира была с ним здесь и сейчас, а не жила единственно в его стихах. В них, подчеркнул он, слишком мало позитива, тогда как Офира – это лучшее, что есть в его жизни. Девушка не обиделась. Она тоже хотела, чтобы Одед был с ней в реальности, а не в своем воображении.

      Тем не менее, когда вопрос о будущей профессии стал ребром, Одед оказался перед нелегким выбором. Стихов он больше не писал, и даже не ощущал в себе прежнего призвания ни к поэзии, ни к прозе. Заниматься исследованиями он не любил. Работать учителем литературы в старших классах казалось неплохим вариантом, но перед глазами у молодого человека стоял печальный пример Даны Лев. Он не питал никаких иллюзий относительно системы, в которую мог попасть. И, даже зная, что у него, в отличие от Даны, никогда не хватит душевных сил на открытую борьбу с этой системой в случае чего, он не рисковал. В то же время, ни одна из более точных профессий его не привлекала. Поэтому, для того, чтоб состояться как специалист, при этом не ломая себя, Одед остановился на чем-то среднем между литературой и остальными гуманитарными профессиями: библиотекарстве. Там же, на факультете, он узнал о назначении Даны Лев на профессорскую должность, но так с нею и не пересекся.

      Что касалось Офиры, то она определилась еще в армии, и пошла в журналистику. Именно она писала легко, так же, как делала легко и все остальное, и придерживалась не эмоционального, а аналитического подхода к текстам. Еще у нее была рекомендация командира, возглавлявшего пресс-центр, в котором она служила. Способная девушка быстро пошла в гору. Уже на первом курсе она работала в студенческой газете. Пока Одед штудировал информатику и историю книгоиздательства, ею интересовались крупные редакции, и даже телевидение. По иронии судьбы, Офира начала обеспечивать их «семейный» очаг первой. Конечно, Одед подрабатывал паралелльно учебе, и их родители им помогали, зато она была уже устроена.

      Зная потенциал своего друга и партнера, и будучи на его счет оптимисткой, Офира несколько раз предлагала ему опубликовать свои стихи в газете, где она работала. Ей хотелось верить, что и его заметят. Но Одед каждый раз отказывался. Офира, считая, что причина его упорства крылась в щепетильности по отношению к ней, так как все его стихи посвящались Галь, убеждала его, что нисколечко не ревнует, что эта публикация – просто дань его талантливым произведениям. Ответы Одеда, не вдававшегося в объяснения, оставались неизменными: «нет».

      Офира