Бюро сновидений. Вприпрыжку по мирам. Пол Кофе

выбиваться из колеи. Не то чтобы медицина мне не нравилась, просто я ей наелась с малых лет. За завтраком у нас в порядке вещей было поговорить про фурункулы, а за ужином про чей-нибудь геморрой. Ничего не поделаешь – я привыкла. Мне даже к экзаменам не особенно нужно было готовиться – к старшим классам я знала всю биологию и химию на уровне студента третьего курса. Плюс моя фотографическая память…

      – Ты запоминаешь текст с листа?

      – Текст или схему. Мне всего раз показать нужно. В общем, не напрягаясь, я могла бы поступить на врача. Но…

      – Но тебе нравилось рисовать.

      – Не только. Я вообще много чего могу делать руками. Родителей-то никогда не было дома. Я готовила и убирала, чинила что-нибудь или рукодельничала сама. Включу музыку в наушниках или сериал и мастерю что-нибудь.

      – А брат или сестра?

      – Никого. Я одна.

      – Понимаю.

      – Нечего меня жалеть. Мне одной вполне комфортно. Друзей всегда было мало. В классе одни тупицы. Меня не любили за мою хорошую память и за пятерки. А еще, по их мнению, я была стремная – худая, хилая, с эмоциональным диапазоном медузы. В принципе, я понимаю, почему меня сторонились.

      Дэн, сидевший на полу у двери, осторожно кашлянул.

      – Что? – обернулась Даша.

      – Профессор говорит, что никто из нас не может быть один. У каждого человека есть потребность в социуме.

      – Глупости говорит твой профессор. Да я слышала, что он и сам долго жил как отшельник.

      Парень поднял брови.

      – И это точно не сделало его лучше. Так почему ты осталась на медицинском, а не пошла на какую-нибудь, хм, творческую специальность? Родители запретили?

      Она наградила его холодным взглядом сомнамбулы.

      – Ничего они мне не запрещали. Просто не могли запретить.

      Дэн напрягся.

      – В смысле?

      – В смысле – три года назад они умерли. – Даша повернулась к окну, в ее голосе послышалась досада, почти издевка. – Я же сказала: они были хорошими врачами…

      Дэн молча слушал, пытаясь соотнести одно с другим, – не складывалось.

      – Хорошие врачи, – продолжила Дарья, – всегда там, где они нужны больше всего. Там, где смерть машет косой с удвоенной силой. – Она повернула к нему абсолютно деревянное лицо и вдруг усмехнулась. – Пандемия. Они сами хотели работать в красной зоне. Там и остались. Навсегда.

      Хотя она говорила ровно и как будто легко, от Дэна не ускользнуло, что руки ее постоянно теребят занавеску.

      Он глубоко вдохнул и выдохнул, взъерошил свои волосы.

      – И сколько тебе было?

      – Как раз восемнадцать. И впереди – поступление в вуз.

      Дэн поднялся, заходил по комнате.

      – Не понимаю… У тебя еще оставалось время определиться, куда ты хочешь пойти…

      Она кивнула.

      – Ты дала родителям какое-то обещание? – предположил Дэн. – Почему ты не стала учиться на художника?

      Дарья посмотрела на него, презрительно щурясь:

      – Тебе этого не понять, Деляга. Никто меня не заставлял становиться врачом. Я сама пошла.

      – Почему? Из чувства долга? Хотела продолжить их дело?

      Она