Александр Первый. Дмитрий Мережковский

дабы мечи взять и всех заколоть нечаянно… А всему причина главная, всем элодеям злодей – знаешь кто?

      – Кто?

      – Голицын.

      – Что вы, отец? Я князя Александра Николаевича знаю вот уже тридцать лет: вместе росли; люблю, как родного. Да если он, то и я…

      – И ты, и ты, государь благочестивейший, помазанник Божий, сам себе, по неведению, изрываешь ров погибели. Если не покаешься, будешь и ты в сетях дьявольских!..

      Вскочил и, весь дрожа, как лист, глядя на него горящими глазами, закричал неистово:

      – С нами Бог! Господь сил с нами! Что сделает мне человек? Ты, царь, можешь все: наступишь на меня, яко путник на мравия, – и нет меня… Казни же, убей, возьми душу мою! Ничего не боюсь! На всех врагов Господних – анафема!..

      В поднятой руке его что-то блеснуло, как нож: то был крест.

      Государь тоже встал и невольно отступил. «Сумасшедший!» – промелькнуло в голове его.

      – Да воскреснет Бог и да расточатся врази его! Яко тает воск перед лицом огня, да исчезнут! – потрясал Фотий крестом, как ножом. – Если и ты, царь, не послушаешь, одно осталось: взять в одну руку Евангелие, в другую – крест и на площадь пойти, возгласить в народ: «Православные, ратуйте!» И вся Россия узнает… Многие вступятся… Революция так революция! С нами Бог! Господь сил с нами! Пошли, Боже, громы твои, блесни молнией и разжени врагов! О Господи, спаси же! О Господи, поспеши же!..

      С воплем, ломая руки, упал к ногам государя; трясся весь, как в припадке.

      – Встаньте же, встаньте, прошу вас, не надо… – старался его поднять государь.

      Но Фотий не вставал, ухватившись за него руками судорожно, как утопающий.

      – Спаси, защити, помилуй, царь мой, Богом данный, возлюбленный! Я тебе верный слуга, яко Богу… Хочешь, все скажу, все?.. Как план революции вдруг уничтожить тихо и счастливо?

      И опять зашептал ему на ухо:

      – Было мне от Господа видение: шли мы строем по воде, яко по суху, – я, ты и он…

      – Кто он? – с каким-то суеверным страхом спросил государь.

      – Граф Аракчеев, – ответил Фотий. – Граф Аракчеев – столп отечества, муж преизящнейший. Яко Георгий Победоносец явится; верен, правдив, церковь Божию истинно любит; ему можно все поверить – все сделает… И я с ним. Я, ты и он. Вместе строем по воде, яко по суху… Государь-батюшка, Ваше Величество, в двенадцатом году победил ты Наполеона телесного; самого же антихриста – Наполеона духовного – победить можешь ныне в три минуты, одной чертою пера! Только указ подпиши: общество Библейское закрыть, Голицына удалить, министерство духовных дел упразднить – и в три минуты, в три минуты одной чертою пера уничтожишь всю революцию!..

      Встал, но не удержался на ногах и в изнеможении, почти в беспамятстве, упал на стул; рыжие волосы прилипли к потному лбу; смотрел в одну точку бессмысленно, как будто ничего не видел и не сознавал, где он, что с ним. Синева проступала еще больше сквозь трупную бледность лица; кончик носа заострился, как у мертвого.

      «Сумасшедший? – думал Александр. – Почему сумасшедший? Потому ли, что красно