Чужое завещание. Дарья Туманова

печать с гербом.

      Всё идёт по расписанию. Покойники умирают, родственники приходят, получают, ругаются, уходят. Редкий день без конфликта начинается с «А почему всё Маше, если я Марина?»

      Но в тот понедельник пришло завещание, которое всё сломало.

      Оно не было странным по форме – обычный конверт, нотариальная опись, подпись завещателя. Но вот содержание…

      «Я, Берта Павловна Цыглер, завещаю свою квартиру, дачу, коллекцию фарфоровых собак и банковский вклад размером 840 000 рублей – не родственникам. А соседям. По подъезду. Тем, кто приносил мне йогурт. Тем, кто не давал собаке гавкать. Тем, кто просто улыбался, когда я шла в халате.

      С уважением, человек, который жил с вами рядом, а теперь, наконец-то, займёт отдельную квартиру – где потеплее.»

      Я перечитала дважды. Потом показала Борису Ильичу. Он помолчал. Потом сказал:

      – Это законно?

      – Почти.

      – Тогда придётся разбираться.

      Через три дня одна из наследниц – дама с очень правильной причёской и лицом, как у той самой училки по алгебре, что била тряпкой по щеке – умерла.

      Прямо на лестничной клетке. В халате. С йогуртом в руке.

      И тогда я поняла: это завещание – не просто странность. Это начало чего-то очень, очень неуютного.

      Берта Павловна Цыглер умерла с достоинством. По крайней мере, так сказала соседка с третьего этажа – Алла Борисовна, которая умирает раз в полгода, но исключительно морально.

      – С достоинством, Валечка, – повторила она, прижимая к груди авоську с яйцами. – Легла на диван, как в кино.

      – В хорошем смысле?

      – Ну… не в артхаусе, конечно. Всё прилично.

      На похоронах было восемь человек, не считая кота. Плакала одна – дама в бордовом пальто, очень решительная. Мы позже узнали, что это председатель ТСЖ. Она плакала не из-за утраты, а из-за того, что квартира Цыглер была без балконного остекления, и теперь это ляжет на её плечи.

      После похорон всё пошло по сценарию:

      ● Квартира – наследуется.

      ● Коллекция фарфоровых собак – вызывают споры.

      ● Завещание – читается вслух в нашем кабинете.

      И вот тут началось.

      ***

      – Простите, – сказала дама с фамилией как у футбольного клуба, – вы серьёзно хотите сказать, что эта старая ведьма отдала квартиру каким-то… «соседям»?

      – Да, – ответил Борис Ильич. – Причём не всем, а конкретным.

      – Конкретным кому?!

      – Тем, кто приносил йогурт.

      Тишина была такой, что я услышала, как мышка в столе Бориса Ильича закашлялась от неловкости.

      – Я ухаживала за ней! – вскричала другая наследница. – Я ей ноги мазала!

      – А йогурт?

      – Йогурт я ела сама. У неё диабет был!

      Завещание было крепкое, с подписью, свидетелями, и даже с приложением – фото собак, чтобы не перепутать.

      «Вот это – Цезарь. Ему – полка над камином. А это – Жужа. Её не пугать. А это – не собака, а солонка. Не путать.»

      На следующий день умерла первая «соседка по йогурту».

      Её нашли на лестнице. С пакетом из супермаркета и – да, действительно – баночкой йогурта в руке. Очень символично. Очень подозрительно.

      Полиция пришла на автомате. Отметили смерть как «естественную». Хотя она, по словам Аллы Борисовны, всю жизнь была как танк.

      – Да она могла зимой в тапках за хлебом бегать!

      – А теперь не может… – тихо добавила я.

      Борис Ильич хмыкнул и выдал своё фирменное:

      – Интересное дело. Надо бы сохранить копии.

      Я задумалась. Фарфоровые собаки, завещание, мёртвые соседки, йогурт. Звучит как сюжет из дешёвой мелодрамы. Но пахнет – как что-то посложнее.

      И вот я впервые задумалась: а что, если это не случайности? А если Берта Павловна и правда знала, кому нельзя доверять ни квартиру, ни Цезаря?

      И что, если фарфоровые собаки – ключ? Ладно. Может, не ключ. Но хотя бы очень характерная улика.

      ГЛАВА 2. «Йогуртовое братство собирается»

      В пятницу в нашей нотариальной «приёмной» (а по факту – в комнате с жалюзи и пыльным кулером) собрались четверо из семи наследников. Остальные либо отказались, либо «приедут позже», либо «всё равно знали, что их обойдут» – то есть типичная завещательная демография.

      Я приготовила чай, по старой традиции, которую никто не просил. Чай был чёрный, люди – серые. И только один был подозрительно ярким.

      – Привет всем, я Гоша, – сказал мужчина в футболке с надписью «Жизнь – боль, пока не докажут обратное».

      – Я не был с Берточкой особенно близок, но у нас был