Отец мой фронтовик. Анатолий Пискунов

веселы в свободное время»10.

      Под этими словами мог подписаться и мой отец. Родственники, где он проживал, не обижали, хотя и самим приходилось нелегко. Радовался посылкам от родителей. А в зимние и весенние каникулы разживался харчами, наведываясь в Счастливцево.

      Несмотря на все трудности, юноша, родившийся в захолустной мордовской деревне, ощущал, как многие его ровесники, уверенность в завтрашнем дне.

      Спустя два десятилетия после революции люди сравнивали уровень жизни отнюдь не с западными странами. Для большинства жалкое существование в прошлом подтверждалось вовсе не пропагандой, но жизненным опытом и семейной памятью.

      Дед, выходец из бедной семьи, получил образование после Октября, вырос до счетовода в колхозе. Отец и его сверстники воспринимали время их юности, как неизбежную трудную, но недолгую эпоху – переход из отсталого вчерашнего в светлый завтрашний день. Тяготы неизбежны, но преодолимы, необходимо только постараться – усердно учиться и самоотверженно работать. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – нисколько не сомневаясь, пели они.

      «Советские 30‑е годы, закончившиеся 22 июня 1941 года, живут во имя будущего, – отмечает исследователь Сергей Иванников. – Их цель – сделать это будущее максимально близким»11.

      Однако не было, наверное, в стране, пережившей две большие войны, Первую мировую и Гражданскую, ни одного человека, кто не ощущал дыхания новой грозы. Осенью 1938-го это чувство обострилось.

      Отцовская группа притихла, когда классный руководитель зачитывал выступление наркома иностранных дел СССР 21 сентября. Литвинов предупреждал в Лиге Наций о том, что четыре страны – Абиссиния, Австрия, Китай, Испания – уже стали жертвами агрессии, на очереди пятая, Чехословакия.

      Увы, призыв Советского Союза к европейским странам отказаться от попустительства захватчикам не был услышан. Получив благословение Великобритании и Франции, Германия, Польша и Венгрия оторвали от Чехословакии по жирному куску.

      Распахнулась дверь, из которой потянуло порохом новой войны. 5 октября Черчилль в британском парламенте заявил: Мюнхенским сговором «нарушено все равновесие Европы…»12

      В Мюнхен СССР даже не пригласили. Это вызвало опасение, что там замышляется недоброе не только в отношении Чехословакии. Подтверждая подозрения Кремля, 30 сентября Чемберлен и Гитлер подписали англо-германскую декларацию о ненападении. 6 декабря под аналогичным документом, известным как пакт Бонне – Риббентропа, поставили подписи министры иностранных дел Франции и Германии.

      Об этом не вспоминают на Западе. Зато такой же документ – подписанный спустя год Молотовым и Риббентропом пакт о ненападении – осуждают, усердно перекладывая собственную вину за развязывание Второй мировой на СССР.

      Спустя полвека книга Черчилля «Вторая мировая война» лежала на отцовском столе. Синим карандашом школьный историк отчеркнул диалог на Нюрнбергском процессе.

10

Никишов И. И. Кадомское педагогическое училище // Сайт Кадом.

11

Иванников С. СССР накануне войны. По материалам «Известий» и других московских газет // Топос, 19.07.2017.

12

 Черчилль У. Вторая мировая война. Т. I. М.: Альпина Диджитал, 1948-53. С. 114.