Сундучок, полный любви История о хрупкости жизни и силе бескрайней любви. Женевьева Кингстон

за нее руками, ногами и зубами.

      – Пожалуйста! – визжала я, спеленатая сильными руками воспитательницы, после того как мать отступала. – Пожалуйста, вернись!

      Отделяться от матери было все равно что ходить без кожи. Я знала, что ее жизнь в опасности, и перспектива провести хотя бы пару часов вне дома приводила меня в ужас. А если она умрет, пока меня не будет? Я не доверяла ее безопасность никому другому.

      В детском саду я бродила из комнаты в комнату, временами играя, но в основном глядя на большие черные часы, висевшие над каждой дверью. Когда день в саду заканчивался, я торопливо выбегала наружу, забиралась на самый верх «лазалок» и смотрела поверх ограды в сторону наших ворот, сосредоточивая всю энергию на желании, чтобы из них появилась мама.

      Однажды летом у Дейви на лапке выросла опухоль, и мы повезли его к ветеринару, чтобы удалить ее.

      – Ему нужно сделать операцию, – сказал в машине папа.

      Мама пошутила:

      – Думаешь, ему на клюв наденут крошечную маску для анестезии?

      Я представила Дейви в больничной рубашке, под седацией на крохотном операционном столе, где над ним нагнулись фигуры в масках с зубочистками и пинцетами. Он вернулся домой без опухоли, но рак уже проник внутрь его полых косточек.

      Дейви всегда спал в моей комнате, но после операции мать перенесла его в свою, потому что я иногда забывала по утрам снимать с его клетки банное полотенце, оставляя его в обстановке вечной ночи. Ему внезапно потребовались вещи, которые я не могла дать, – лекарства и сочувствие. Я знала, что следует печалиться из-за больных косточек моей птички, однако они были невидимыми, поэтому никак не удавалось что-либо почувствовать. Как и мама, Дейви не выглядел больным. Он сохранил все свои яркие перышки и тот же испытующий взгляд кунжутных глазок. Он по-прежнему приземлялся на мою макушку, гадил и улетал, издавая звуки, напоминавшие тоненький свистящий смех.

      Если рак невидим, это означало, что он может быть у кого угодно. Я представляла, как он переползает с одного человека на другого, как головные вши. В моем детском саду много говорили о вшах.

      – Нет, – заверяла мать, – ты не можешь заразиться раком от Дейви или от меня. Это болезнь, которая живет внутри.

      Однажды утром она вошла в мою комнату, держа что-то в руках, и откинула в сторону «принцессин» москитный балдахин, чтобы присесть на край кровати.

      – Вчера вечером Дейви показался мне очень встревоженным, – заговорила она, – он летал по клетке. Поэтому я выпустила его и просто прижала к сердцу. Это, казалось, его успокоило. Так мы с ним просидели пару часов, а потом я перестала чувствовать его сердце напротив своего и поняла, что он умер.

      Глядя на сверток в маминых руках, я почувствовала, что́ сейчас будет, и тело, напрягшись, этому воспротивилось. Я не хотела видеть. Я полузакрыла глаза, словно так мой взгляд пропустил бы только часть правды, однако мама откинула ткань, и он был там – между темными краями моих