Пляж. Алекс Гарленд

возвращались в гостиницу попозже, чтобы он уже спал.

      – Теперь он уже не помешает.

      – Мы часто не понимали его. Я знаю, говорил он по-английски, потому что я разбирал некоторые слова, но… это было нелегко.

      – Мне тоже было трудно понять его. У шотландцев такой акцент…

      – Да? Ты слышал, как он кричал прошлой ночью?

      Теперь Этьен залился краской. Я сделал вид, будто поглощен своей сигаретой. Мое замешательство из-за этого только усилилось. Странно, конечно, но если бы его подружка была некрасивой, то все происшедшее лишь развлекло бы меня. Но она была очень красива, и поэтому мне казалось, будто у меня с ней что-то было. У меня с ней действительно что-то было. В моем воображении.

      Мы краснели, глядя друг на друга, пока неловкое молчание не стало слишком угнетающим.

      – Да, – нарочито громко сказал наконец я. – У него был сильный шотландский акцент.

      – Вот как, – отозвался Этьен, тоже более уверенным голосом. – Теперь понятно.

      Он задумчиво погладил свой подбородок, будто разглаживая бороду, хотя редкая поросль на его щеках красноречиво свидетельствовала о том, что до своей бороды ему еще очень далеко; а потом Этьен сказал:

      – Он говорил о пляже.

      Парень посмотрел на меня в упор, проверяя мою реакцию. Я кивнул: мол, продолжай.

      – Обычно он говорил о пляже всю ночь. Я лежал на кровати с открытыми глазами, потому что не мог заснуть от его воплей, и гадал – о чем он там говорит. Мне очень хотелось решить эту головоломку. – Этьен рассмеялся. – «Черрртов бляж», – произнес он, довольно ловко подражая голосу умершего. – Понадобилось три ночи, чтобы понять, что он говорил про пляж. Настоящая головоломка.

      Я снова затянулся, создавая тем самым паузу в разговоре и предлагая Этьену заполнить ее.

      – Я люблю головоломки, – сказал он, обращаясь уже как бы не ко мне. А потом погрузился в молчание.

      Когда нам с другом было по семнадцать лет, мы отправились в путешествие в Индию. Шутки ради решили пронести на борт самолета, следовавшего рейсом из Шринагара в Дели, по три грамма гашиша. У каждого из нас был свой план действий. Я поместил дозу в пластиковый пакетик, обмотал его для маскировки лентой, сбрызнул дезодорантом, чтобы отбить запах, а потом засунул в бутылочку с таблетками от малярии. Предосторожности были излишними: офицеры-таможенники не проявляли интереса к внутренним рейсам. Но я все равно хотел подстраховаться.

      В аэропорту я здорово испугался. Я действительно испугался: глаза у меня лезли из орбит, я весь дрожал и потел как свинья. Страх страхом, но я сделал одну совершенно непонятную вещь. Я рассказал абсолютно незнакомому человеку, которого случайно встретил в зале ожидания, что у меня в рюкзаке спрятаны наркотики. Он не вытягивал из меня клещами эти сведения – я сам рассказал ему. Перевел разговор на наркотики, а затем признался, что я курьер.

      До сих пор не понимаю, зачем я это сделал. Ясно ведь, что это чудовищная глупость, но я все равно ее совершил. Мне просто нужно было хоть кому-нибудь рассказать, что я затеял.

      – Я