Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей (сборник). Марк Твен

того, что дядя Сайльс готов ударить этого человека.

      – Тетя Полли, это просто невероятно! Ведь дядя Сайльс мухи не обидит.

      – Ну, уж я не знаю, только тетя Салли очень встревожена. Она пишет, что дядя Сайльс стал точно другим человеком, и все из-за этой ссоры. А соседи начинают осуждать твоего дядю, обвиняют его во всем, потому что он, говорят, пастор и ему не пристало заводить ссоры. Тетя Салли пишет, что он и проповеди говорит неохотно, – так его измучило все это, – и прихожане становятся к нему холодней; он уже не пользуется таким влиянием на них, как прежде.

      – Это очень странно! Ведь он всегда был такой добрый, ласковый, снисходительный, – ну, просто ангел, а не человек! Что такое приключилось с ним, как вы думаете?

      Глава II

      Нам повезло: мы успели застать пароход, направлявшийся в Луизиану, через Верхнюю и Нижнюю Миссисипи вплоть до фермы дяди Сайльса в Аркенсью, так что нам не было надобности пересаживаться в Сент-Луис.

      На пароходе было почти пусто; кое-где сидели пассажиры, по большей части старые люди, отдельно друг от друга, и дремали безмятежно. Мы ехали уже четыре дня, но нам не было скучно. Разве могут скучать мальчики, которые вырвались на свободу и едут путешествовать? С первого же дня мы догадались, что на пароходе есть больной и что он помещается в офицерской каюте, по соседству с нашей, потому что лакеи всегда подавали туда кушанья. Между разговором мы спросили об этом, – то есть Том спросил, – и слуга ответил, что, действительно, там есть мужчина, но он не кажется ему больным.

      – И он, в самом деле, вовсе не болен?

      – Я не знаю; может быть, он был болен, но теперь поправился.

      – Почему вы так думаете?

      – Потому что, если бы он был болен, он, конечно, разделся бы и лежал в постели, не правда ли? А этот напротив. Он все время не снимал даже сапог.

      – Вот так штука! И не ложился в постель?

      – Нет.

      Тома Сойера хлебом не корми, только подавай ему какую-нибудь тайну. Если бы вы положили перед нами на столе тайну и хороший пирог на выбор, мы не долго колебались бы. Моя натура такова, что я тотчас же взялся бы за пирог, а Том, напротив, ухватился бы за тайну. Натуры бывают различны. Том спросил у слуги:

      – Как зовут этого человека?

      – Филипс.

      – Откуда он едет?

      – Кажется, он сел на пароход в Александрии.

      – Как вы думаете, что он за птица?

      – Не знаю, я совсем не думал об этом.

      «Вот, – подумал я про себя, – еще один, который скорее возьмется за пирог, чем за тайну!»

      – Есть в нем что-нибудь особенное? В его манерах или в разговоре?

      – Ничего нет особенного, только кажется, что он чего-то боится, потому что держит свою дверь на замке и днем, и ночью, и, если к нему постучишь, он никогда не отворит двери сразу, а сначала посмотрит в щелку, чтобы узнать, кто к нему стучит.

      – Клянусь богом, это интересно! Хотелось бы мне взглянуть на него. В следующий раз, как вы пойдете к нему, не можете ли вы отворить дверь пошире, и…

      – Нет, этого никак нельзя!