Assassin's Creed. Братство. Оливер Боуден

в сумрак мавзолея.

      Когда глаза привыкли к темноте, Эцио заметил фигуру в черном, прислонившуюся к каменному выступу. Аудиторе поискал глазами, куда бы спрятаться в случае, если его заметят, однако, кроме кустиков травы и обломков камней, вокруг ничего не было. Тогда он быстро и бесшумно нырнул внутрь, где сумрак был еще гуще.

      Но было слишком поздно. Кем бы ни был человек в черном, он заметил Эцио сразу же, как тот показался в проеме, освещенный полуденным солнцем. Незнакомец пошел ему навстречу, и Эцио облегченно вздохнул, узнав Никколо. Тот приложил палец к губам, затем кивком головы велел следовать за собой. Они прошли в самый темный угол усыпальницы древнеримского императора, возведенной почти полторы тысячи лет назад.

      Наконец Макиавелли остановился и повернулся к Аудиторе:

      – Тсс, – после чего замер, вслушиваясь в окружающую тишину.

      – Что…

      – Говори тише. Совсем-совсем тихо, – сказал Макиавелли, продолжая вслушиваться.

      Наконец он облегченно вздохнул:

      – Все чисто. Никого.

      – Ты о чем? – не понял Эцио.

      – У Чезаре Борджиа глаза повсюду, – пояснил Никколо, немного расслабляясь. – Рад тебя видеть здесь.

      – Но одежду для меня ты оставил у графини…

      – Ей было велено следить за твоим появлением в Риме. – Макиавелли улыбнулся. – Я знал, что ты сюда приедешь. Понятное дело, вначале ты позаботился о безопасности матери и сестры. Как-никак вы трое – это все, что теперь осталось от семейства Аудиторе.

      – Мне не нравится твой тон, – сказал Эцио, ощущая легкое раздражение.

      Макиавелли снова улыбнулся, но одними губами.

      – Дорогой соратник, сейчас не время для учтивостей. Я знаю, ты считаешь себя виновным в гибели своей семьи, хотя ты совсем не виноват в этом великом предательстве. – Он помолчал. – По городу уже распространились новости об атаке на Монтериджони. Кое-кто из наших был уверен, что ты погиб. Но я все-таки оставил для тебя одежду у нашей проверенной союзницы. Я не сомневался, что ты уцелеешь, а потом обязательно приедешь в Рим, чего бы тебе это ни стоило.

      – Значит, ты по-прежнему в меня веришь?

      Макиавелли пожал плечами:

      – Ты совершил серьезный промах. Всего один. Ты руководствовался своими инстинктами – проявлять милосердие и оказывать доверие. Это хорошие инстинкты. Однако теперь мы должны сражаться, проявляя беспощадность. Будем надеяться, что тамплиеры никогда не узнают о том, что ты жив.

      – Но они наверняка уже знают об этом.

      – Не обязательно. Мои шпионы доносят, что в Монтериджони хватало неразберихи.

      Эцио задумался.

      – Даже если сейчас враги и считают меня погибшим, очень скоро они убедятся, что я жив. И не просто жив. Скольких нам предстоит устранить?

      – Нам, Эцио, удалось сузить поле сражения. Мы уже убрали немало тамплиеров по всей Италии и за ее пределами. Но есть и плохие новости. Сейчас тамплиеры и семейство Борджиа – это одно и то же. Они будут сражаться, как лев,