Осень Средневековья. Йохан Хёйзинга

90, нам не следует пренебрежительно пожимать плечами, пытаясь быть умнее, чем он. Действительно, нет какого-то одного-единственного удовлетворительного объяснения, почему Вассенаары были хукcами, a Эгмонты – кабельяусами. Ибо экономические различия, характеризующие эти два рода, прежде всего были результатом их позиции по отношению к своему государю – в качестве приверженцев той или другой партии91.

      Насколько бурными могли быть душевные проявления верности сюзерену, может поведать любая страница средневековой истории. Поэт, автор миракля Marieken van Nimwegen, показывает нам, как после бурной перебранки с соседками из-за ссоры между герцогами Арнольдом и Адольфом Хелдерскими92 злая тетка юной Марикен в ярости выгоняет свою племянницу из дому, а позднее, с досады, что старый герцог был освобожден из темницы, лишает себя жизни. Всё это понадобилось поэту, чтобы предостеречь от опасностей подобной «партийности». Он избирает экстремальный прием: самоубийство в знак солидарности со своей партией, несомненно преувеличение, но тем самым доказывающее, сколь страстный характер приписывает поэт этому чувству.

      Есть и более утешительные примеры. В Аббевилле среди ночи советники магистрата велят бить в колокола по прибытии гонца, посланного Карлом Шароле с просьбой молиться о выздоровлении своего отца. Встревоженные горожане устремляются в церковь, ставят сотни свечей и, опустившись на колени или распростершись ниц, в слезах, остаются там на всю ночь; а колокола звонят непрестанно93.

      Когда горожане Парижа в 1429 г., еще будучи приверженцами англо-бургундской партии, узнают, что брат Ришар, который как раз тогда всё еще потрясал их своими страстными проповедями, – арманьяк, с тайным умыслом разглагольствующий по градам и весям, они тут же, во имя Господа и святых, проклинают его94, а оловянные денежки с именем Христа, которые он раздавал, заменяют андреевским крестом, символом бургиньонов95. И даже возобновление азартных игр, против которых ревностно выступал брат Ришар, происходит, по мнению Парижского горожанина, «en despit de luy»96 [«назло ему»].

      По-видимому, следовало бы полагать, что раскол между Римом и Авиньоном, не имевший под собою никакой догматической почвы, не должен был бы возбуждать религиозные страсти – во всяком случае, в странах, достаточно удаленных от этих двух центров, с населением, знавшим того и другого Папу только по имени и не вовлеченным непосредственно в эту распрю. Однако и там раскол тотчас же выливается в острую и ожесточенную борьбу между двумя партиями, а именно в противопоставление верующих – неверующим. Когда Брюгге отходит от римского Папы к авиньонскому, множество людей оставляют город, покидая свой дом, отказываясь от своих дел и доходов, чтобы переправиться в Утрехт, Льеж или в другое место, сохранявшее верность Папе Урбану VI, и жить там в согласии со своей партией97.

91

Тот факт, что мнение, аналогичное здесь мною высказанному, вообще говоря, отнюдь не исключает признания важности экономических факторов – не говоря уже о том, что подобный подход, разумеется, никак не является протестом против экономического принципа объяснения истории, – может быть продемонстрирован следующей выдержкой из Жана Жореса: «Mais il n’y pas seulement dans l’histoire des luttes de classes, il y a aussi des luttes de partis. J’entends qu’en dehors des affinités ou des antagonismes économiques il se forme des groupements de passions, des intérêts d’orgueil, de domination, que se disputent la surface de l’histoire et qui déterminent de très vastes ébranlements» (Histoire de la révolution française. IV, p. 158) [«В истории, однако, существует не только борьба классов, но и борьба партий. Я имею в виду, что вне родства или враждебности экономического характера формируются группировки, объединяемые страстями, честолюбием, желанием одержать верх, которые заполняют своей борьбой поверхность истории и которые предопределяют весьма обширные потрясения» (История Французской революции)].

92

Распря между герцогом Арнольдом Хелдерским и его сыном Адольфом началась в 60-е годы XV в. Первого поддерживала Франция, второго – Бургундия. После смерти Арнольда, заключенного сыном в тюрьму, Адольф, сам находившийся в это время в плену во Франции, получил Хелдер на законных основаниях и объявил себя вассалом Карла Смелого. Однако его отец в попытках освободиться в свое время сам завещал свои владения Бургундии, и Адольф фактически не управлял герцогством Хелдер.

93

Chastellain. IV, p. 201. Ср.: Huizinga J. Uit de voorgeschiedenis van ons nationaal besef. Tien Studiёn. Haarlem, 1926 (Verz. Werken, II, p. 97–160).

94

Формула анафематствования включала в себя проклятия от имени Бога Отца, Сына Божьего, Духа Святого, Богородицы, ангелов, архангелов, патриархов, пророков, апостолов, мучеников, исповедников, святых дев и всех святых.

95

Андреевский крест, то есть крест, имеющий Х-образную форму (по преданию, на таком кресте был распят апостол Андрей), был геральдическим знаком Бургундии. Ношение, обычно на шляпах, оловянных значков размером с монету с изображением святых или эмблемами партии было широко распространено во время позднего Средневековья.

96

Journal d’un bourgeois, p. 242; ср.: Monstrelet. IV, p. 341.

97

Jan van Dixmude / Ed. J. J. Lambin. Ypres, 1839, p. 283.