Чистый Плейлист. Евгений Абрамов

х, напряженная шея, взгляд в экран. На экране мелькала зелеными знаками заставка – буквы, цифры и символы стекали вниз в стиле Матрицы, налетая и размазывая друг друга, образуя живые цифровые полосы, которые исчезали и вновь появлялись сверху. Марку было легко и спокойно. Значки все плыли и плыли по экрану, и он смотрел на них почти не моргая – ни мыслей, ни тревог. Он мог сидеть так бесконечно, но каждый раз его кто-то находил в этом уютном углу и настойчиво выводил из приятного оцепенения. Обычно это был охранник. Тот подходил, бесцеремонно тряс Марка крепкой рукой за плечо и просил покинуть помещение: ночь, пора домой. Иногда это была уборщица – чертыхалась, говорила в третьем лице, обращалась к кому-то невидимому – «Вы посмотрите, опять сидит, как статУя, а? Эй, товарищ, домой всем пора. Давай-ка, вставай, пора уже, а?» Марк оборачивался и никогда не находил того, кто должен был на него посмотреть. Но сейчас время этих незваных гостей еще не пришло, и Марк просто смотрел в экран и вспоминал.

            Ему было лет пять, не больше. Поздний осенний вечер. За окном шелестел холодный октябрьский дождь. Звуки падающей воды проникали свозь окна и стены, наполняли комнату и сливались с такими-же точно звуками в его голове. Марк лежал в своей кровати на боку и наблюдал за каплями на окне. Они прилипали к его поверхности и, подождав немного, скатывались вниз. Те, что были повыше, были маленькими, легкими и оттого двигались медленно, но на своем пути им встречались другие капли. Вместе они тяжелели и скользили уже быстрее. А уже внизу окна они превращались в ручейки и маленькими потоками исчезали за рамой. Где-то журчала вода и Марк представлял, как бегущие с тысяч и тысяч окон города ручейки встречаются и превращаются в потоки, и они несутся огромными каплями по асфальту и там, где кончается город, опрокидываются в пустоту.

      С кухни доносились приглушенные голоса родителей. Они пили свой вечерний чай и по очереди, а иногда и вместе, производили звуки, которые, если знать как, складывались в слова.

      – этоне нормаль но, – чуть хрипловатый голос папы.

      – дачтоты начи наешь…, – нежный мамин.

      – нуачтолен? вон удру гих токак? впять дауже такиеразмышле ния… я тут марку-шу изса даза бирал вчера, де вочка сосе дска я -милана-мне прога ррипо ттера расска зыва ла. заслу шаешься…

      Маркушу… Марк услышал свое имя, заинтересовался и стал прислушиваться внимательнее.

      – Паш, ну все люди разные. И дети тоже. У нас вот такой.

      – Вот какой? Он в свои пять лет ни одного слова еще не произнес!

      – А что ты на меня кричишь? Я тебе опять виновата, да?

      – Все, все. Прости. Нет, конечно…

      – Ну что, конечно. Что ты предлагаешь? Еще по врачам побегать? Так они не говорят ничего. Все в порядке, физиологических причин нет…

      – Да, понятно… Просто… Ладно. Спать уже пора. Вставать завтра.

      Родители пошумели чашками в раковине и ушли к себе в спальню. Марк еще немного посмотрел на сползающие по стеклу капли и тихо заснул.

      ***

      Утром все собрались на кухне, завтракать. Ранние встречи за столом были семейной традицией. Папа, не глядя в тарелку, зачерпывал кончиком ложки густую рисовую кашу и быстро отправлял ее в рот, чтобы не капнуть на стол. Смотрел он в это время в газету, развернутую перед ним на столе, время от времени хмурил брови и что-то шептал беззвучными губами. Мама аккуратно снимала верхний, остывший слой, отчего ее каша была очень ровной. Лена смотрела на сына и время от времени напоминала тому, что нужно есть немного быстрее. Марк, который всегда на завтрак ел кукурузные хлопья с молоком, сосредоточенно колдовал над двумя супницами – в одной было подогретое в микроволновке молоко, в другой – насыпанные горкой хлопья. Он методично вынимал их по одной, рассматривал и, если объект исследования был целым, отправлял в молоко; если немного надломленным – складывал на салфетке за супницами. Когда в молоке оказывалось ровно пять хлопьев, он брал ложку, ловил их и отправлял в рот. После этого он прислонял ложку к краю супницы и продолжал искусственный отбор своей еды. Всю процедуру он старался проделать быстро. Во-первых, потому что мама его постоянно подгоняла, а во-вторых, он любил хрустящие, а не размокшие хлопья, а для достижения эффекта нужно было действовать быстро. Над столом на стене считали секунды механические часы. Марк старался уловить совпадения ритмов: щелчков от стрелки часов, звяканья папиной ложки и звуков маминых слов. Ритмы не складывались. Сам Марк старался хрустеть через один щелчок стрелки. Хруст-тик-хруст-так и затем глотал, не сбиваясь с ритма. В какой-то момент он прекратил свое занятие, отложил ложку, встал со стула, посмотрел на родителей и сказал:

      – Все. Пора выходить. Опоздаем.

      Наступившую тишину взорвала металлическим звоном упавшая из маминых рук ложка.

      ***

      В машине было тепло и сухо, снаружи шел дождь. Щетки автомобильных дворников скребли резиной по стеклу. Это было похоже на печальный стон одинокого зверя. Марк не обращал на это никакого внимания. Он завороженно наблюдал, как мелкие капли появлялись на стекле, скапливались, образуя тончайшую вуаль и, когда уже кажется,