Капкан на безногого. Иван Г. Макеев

парни, начинаем! – голос Димаса предательски дрогнул от волнения, – «Один – пять» – основной, «один – четыре» – блокирующий. Работаем по моей команде. «Один – два», доклад – раз в пятнадцать секунд.

      – Есть, «один – два». Обстановка без изменений.

      – Есть, «один – пять»

      – Есть, «один – четыре»

      Димас глубоко вздохнул, толкнул дверь проходной и, не оборачиваясь, обратился к лейтенанту:

      – Все, малой. Стой здесь и не отсвечивай, пока не позову. Смотри у меня!

      Неторопливой походкой человека, только что завершившего трудный рабочий день, подполковник приближался к машине. Всего надо было пройти шагов тридцать, и Димас преодолел уже никак не меньше половины расстояния, когда прилетел доклад майора:

      – Внимание, объект сменил позу, опустил и поднял ствол. «Девятка», он тебя повел.

      – Понял, «один – два», – нарочито спокойным голосом, чтобы снять всеобщее напряжение, ответил Димас, – сейчас мы его немножечко собьем.

      Он полез в карман куртки, и через секунду оттуда выпала пачка сигарет. Димас, не спеша наклонился, сделав приличный шаг вперед, и моментально выпрямился. Прикинул свое положение относительно директрисы, шагом вперед и влево зашел за идущего в этом же направлении корпулентного мужчину, и чуть не заорал от радости, когда в гарнитуре услышал бесстрастный доклад майора Жени:

      – Объект снова сменил позу, опять опустил и поднял ствол.

      – Ага, сбился паскуда! Понял тебя, «один – два». Иду дальше; тут осталось то…

      Да, осталось действительно всего ничего – метров пять, но на этих пяти метрах надо было, чтобы стрелок снова надежно захватил цель, да при этом еще и выстрелить не успел. Что ни говори, а голова-то у него всего одна, и совсем не хочется, чтобы ее дырявили, почем зря. Димас и вовсе остановился, сунул в рот сигарету и сделал вид, что безрезультатно щелкает зажигалкой, потом будто бы в сердцах рванул на пару метров правее, к мусорной урне, бросил туда зажигалку и тут же кинулся к проходящему аккурат возле его машины мужику с горящей сигаретой в зубах. Прикуривал Димас уже под защитой своего внедорожника.

      Через минуту, уже открыв заднюю дверцу машины и делая вид, что он что-то ищет, подполковник скомандовал своему воинству:

      – Так, мальчики, последняя часть марлезонского балета. «Один – четыре», «один – пять» – занять позиции у рубежей прямой видимости стрелка. «Ворон» – ко мне!

      Из проходной Главка показался лейтенант и застыл, как вкопанный, глядя на Димаса и его вездеход. Главный опер его слегка подбодрил:

      – Давай, малыш, не висни. Папочкой мне помаши. Умница! А теперь – рысью ко мне, все же начальству бумаги несешь. Вот, хорошо.

      Последнюю фразу Димас договаривал лейтенанту уже лично, когда перехватил у него реквизит у все еще открытой задней дверцы джипа.

      – Смотри, лейтенант, стоишь вот прямо тут и с места не двигаешься. Ни на сантиметр, понял?! – сделал он страшные глаза, захлопнул дверь, остановился у левого заднего фонаря машины, пока еще прикрытый кузовом