Любить вопреки. Татьяна Соболь

помедлила, глядя на своё запястье. В её глазах мелькнуло что-то тёмное, болезненное.

      – Всем, – наконец ответила она. – Я никого не уводила. И… Максим не нуждается в спасении. Он сам кого угодно спасёт. – Она сделала паузу. – А ещё… мы с ним равные. Я не покупаю его любовь деньгами или статусом. Он не ищет во мне мать-спасительницу, не цепляется за меня как за спасательный круг. Вот в чём главное отличие.

      Она погрузилась в рассказ о «лихих девяностых» – о том, как осталась одна с двумя детьми шести и четырёх лет, без алиментов, без поддержки. Как бралась за любую подработку – репетиторство до ночи, проверка тетрадей до рассвета, сезонная торговля на рынке. Как втайне плакала по ночам от страха не справиться, а утром надевала маску уверенности и шла готовить детям завтрак.

      – Выкарабкалась, – подытожила она эту часть своей истории. – Дети выросли не хуже других – сын программист, дочь оканчивает медицинский. А потом…

      – Что случилось потом? – подтолкнула я её, видя, как она замолчала, глядя в пустоту.

      – Потом мама заболела, – тихо произнесла Ирина. – Сначала инсульт, следом гипертония, сахарный диабет, проблемы с суставами – полный набор. Я перевезла её из деревни к себе. Дети к тому времени уже жили отдельно, так что мы остались вдвоём – я и мама.

      – И вы полностью сосредоточились на ней, – продолжила я, зная из опыта, какой сценарий обычно следует дальше.

      – Именно, – Ирина кивнула. – Работа-дом-аптека-больница. По кругу, день за днём, год за годом. Знаете, я даже не замечала, что живу в какой-то скорлупе. Мне казалось, что так и должно быть. Я заслужила эту жизнь – ни мужа, ни личного пространства, только обязанности и чувство вины, если вдруг хотелось чего-то для себя.

      В её голосе не было жалости к себе – только констатация факта. Она говорила о своей жизни как о математическом уравнении, где все переменные были чётко определены: работа, дети, мама, долг.

      – Знаете, что ещё странно? – Ирина вдруг посмотрела мне прямо в глаза. – В школе я всегда была той, кто вдохновляет учеников мечтать. «Математика – это не просто формулы, это способ описать бесконечные возможности», – говорила я им. А сама… сама я жила в клетке с очень конечным числом возможностей – близким к нулю.

      Она сделала глоток кофе, словно смывая горечь этого признания.

      – Были моменты, когда я почти… сдалась, – Ирина снова бессознательно коснулась шрама на запястье. – Четыре года назад. В ту зиму мама перенесла второй инсульт, мой лучший класс выпустился, и я осталась с ощущением… абсолютной пустоты. Как будто моя жизнь – это обслуживание чужих жизней, и если их убрать из этого «уравнения», от меня просто ничего не остаётся.

      Она замолчала, и я не стала торопить её.

      – Меня спасли две вещи, – продолжила Ирина после паузы. – Работа, как ни странно. И страх оставить маму одну. Это не героизм – просто страх сделать ещё хуже тем, кто от меня зависит. Я тогда вернулась к самым основам математики – складывала элементарные числа