Над островом чёрный закат. Хроники исступлённых. Юрий Колонтаевский

правила приличия, господин. Я уже отправил наш разговор на коммуникатор господина губернатора Верта – слово в слово. Он разберется и примет к вам самые строгие меры, вплоть до…

      Владетель прервал поток слов: никакого толка уговаривать железо. «Нужно найти другой путь, – думал он, успокаиваясь. – Попросить Фарна – вот что нужно сделать немедленно. Фарн быстро выправит извилистый путь от возникновения мысли до результата – большой мастер».

      У него действительно нет и никогда не было кода подлинности, как нет его еще у трех человек в государстве исступленных, – у его отца Гора, Координатора Арона и Веры. Эти трое, как и он сам, в Систему не включены, их нельзя контролировать и, главное, невозможно без их согласия заставить закрыть за собою дверь.

      Он поднялся, подошел к окну. Пространство перед дворцом было пустынно – первая смена рабочих уже прошла. Но в дальнем углу замаячил одинокий прохожий. Побежкой пересекал площадь наискосок – явно опаздывал. «Проспал. Теперь останется без завтрака, – подумал Владетель. – Будет терпеть до обеда, не сможет работать в полную силу. Непорядок. Обязательно разобраться и наказать. Большие проблемы начинаются с малого. Куда смотрит Координатор?»

      8

      Отшумели экзамены. Студентов вывезли на отдых в приморские санатории. Университет опустел.

      Ректор Игор готовился на все лето перебраться в резиденцию, расположенную в предгорьях. Там его ожидали тишина и покой и, конечно же, непомерно разросшийся учебный трактат по основам драматического искусства. Над своей главной книгой он корпел последние двадцать весен – только в летние каникулы, потому завершения труда в ближайшее время не ожидалось. Работу, небольшие отрывки из которой были опубликованы, уже успели высоко оценить немногочисленные специалисты.

      Книгу с нетерпением ожидали в единственном универсальном театре столицы, где ректор считался своим, хотя непосредственного участия в жизни заведения не принимал и на спектаклях которого, за редким исключением, предпочитал не появляться. Пользуясь высоким непререкаемым авторитетом в театральной среде, он по общему согласию считался внештатным цензором и арбитром – представителем общественности.

      По устоявшейся традиции с произведений автора, недавно ушедшего из жизни, снимался запрет – его творения подвергались автоматической реабилитации. Их разрешалось представлять публике, разумеется, после тщательного удаления крамольных мыслей и двусмысленных выражений. Причем, именно ректору поручалась самая ответственная часть этого процесса: выбор конкретной пьесы из многообразного наследия почившего автора и ее продвижение на подмостки. Ему предоставлялось последнее слово.

      Однако к его неудовольствию переезд со дня на день откладывался, а торжественный выпуск, которого все так ждали и к которому готовились, пришлось на целую неделю отсрочить – старшие группы в полном составе в последний раз вывозили