Арьергард. Юрий Анатольевич Никулин

мягкой улыбкой. – Мой план таков: обмануть французский авангард представлением о засаде, подобной той, в какую французская кавалерия угодила под Миром. Я послал предупредить жителей, что, возможно, Ляды подвергнутся артиллерийскому обстрелу, чтобы уходили отсюда. Эскадроны выведем навстречу врагу, завяжем бой, при этом один-два взвода должны держаться позади, в свалку не лезть. Если получится, назад, к деревне, повернем все разом, если нет – то хотя бы эти два взвода. Пушки у нас хорошо начищены, издалека будут видны. Вон как блестит! – одобрительно кивнул в сторону одного из орудий. – За домами спрячем артиллерийских лошадей, приставим к ним двух солдат, чтобы время от времени ржать их заставляли, заодно и сами будут создавать видимость засады, перебегая от дома к дому по пустым улицам… Глядишь, и облапошим дорогих гостей. С Богом, господа!

      Офицеры разошлись раздавать приказания. Зная, что все сказанное им будет исполнено в точности – на своем первом смотре дивизия недаром получила оценку «отлично», Неверовский знал, чего требовать от солдат – Лужин подошел к своему коню Росу, провел рукой по гладкой тонкой шее, почувствовав ладонью ритмичную пульсацию скрытых под кожей вен. Рос, довольно всхрапнув, приблизил морду к его лицу, мягкими черными губами пожевал правое ухо и тихо блаженно заржал.

      Ласково гладя коня, Лужин вспоминал, как пять лет назад, в Тильзите, был готов принести в жертву свою двадцатисемилетнюю жизнь ради разрыва этого позорного для России мира и новой войны с Наполеоном.

      И вот война началась. Но не где-то там, в Австрии или Польше, а здесь, на его родной земле. И сейчас он так же охотно отдал бы свою жизнь, лишь бы этой войны не было никогда…

      – Ваше высокоблагородие, – вклинился в мысли Лужина скрипучий старческий голос.

      Лужин, не сразу сообразив, что обращаются к нему, продолжал поглаживать коня, и только когда тот же голос раздался вновь, вернулся к действительности.

      Перед ним стояло десятка три мужчин разного возраста с топорами и вилами в руках. Впереди всех стоял высокий жилистый старик лет восьмидесяти, с тесаком, заткнутым за подпоясывавшей просторную холщовую рубаху веревкой.

      Видя, что взгляд офицера приобрел осмысленность, старик заговорил, глядя ему в лицо выцветшими немигающими глазами:

      – Мы тут баб своих с ребятишками отправили в соседнюю деревню, а сами с мужиками решили вот вам помочь громить супостатов.

      Лужин еще раз, теперь уже внимательно, оглядел местное воинство. Двоим «мужикам» явно не исполнилось еще и семнадцати лет, троим лет под шестьдесят. В основном же – здоровые мужчины от двадцати до сорока лет. Лужин покачал головой:

      – Нет, невозможно. Я бы мог принять вашу помощь, если бы у нас был хотя бы один шанс на успешную защиту, а так – нет, не могу. Спасибо вам, прощайте.

      Но старик и не подумал уходить:

      – Шанс, шанс… Мы – ваш шанс. За мной, ребята! – И решительным шагом направился к ближайшей пушке. За ним двинулись