Кино, любовь и полтергейст. Евгений Беллард

вешалках висели костюмы, плащи не только не моего размера, но даже отдалённо не напоминающие стиль тридцатых годов прошлого века. Я решил аккуратно осматривать вещи.

      В одном из ящиков шкафа обнаружил несколько коробочек. Тут же валялось несколько запонок. И среди них очень похожая на ту, которую нашёл в пещере. Только эта была в нетронутом состоянии. Сунул находку в карман и осторожно вышел из комнаты.

      – Олег! Я вас ищу! – послышался запыхавшийся голос костюмера Лады Данилюк. – Куда вы запропастились? Мы вам подготовили костюм. Идемте! – воскликнула она, хватая меня за рукав.

      Я оглянулся и заметил маленькую табличку на двери: «Д.С. Верхоланцев».

      Лада привела меня в костюмерную. Положив на кушетку вешалку с костюмом, вышла. Я быстро прошёлся, открывая дверцы шкафов, отдёргивая портьеры. Наверно, выглядел настоящим параноиком с манией преследования. Успокоившись, облачился в роскошный костюм, повязал лёгкий шарф. Через пять минут послышался деликатный стук в дверь, Лада вернулась и оглядела профессиональным взглядом.

      – А на вас костюм лучше сидит, чем на Северцеве, – задумчиво пробормотала она, словно разговаривала сама с собой. – С ним как не старались, ничего не выходило.

      Я понял, это не комплимент, а чувство гордости за свою работу. Для Лады я был лишь манекеном, на котором хорошо сидела созданная ею одежда. Я одёрнул ещё раз пиджак, взглянул в высокое от пола до потолка зеркало, и вышел в коридор, стараясь держаться соответствующе костюму. Прошёлся до гримёрной мамы Гали, постучал.

      – Заходи, Олежек, – сказала она. – Я тебя давно жду. Поесть не хочешь?

      – Нет, спасибо, – ответил я, с раздражением вспомнив, что не захватил с собой ничего съедобного и придётся опять пользоваться любезностью гримёра.

      – Ты только не стесняйся, – будто услышав мои мысли, проговорила она мягко. – Мне самой приятно.

      Присел за столик и мама Галя начала причёсывать меня.

      – Знаешь, Олежек, хочу дать тебе один совет. Ты можешь не слушать, конечно. Но я помочь тебе немножко хочу. Тебя, наверняка, учат премудростям актёрской игры. Но ты постарайся забыть об этом. И играть себя, просто себя, в предлагаемых обстоятельствах. Тебе станет сразу легче.

      Я вгляделся в глаза мамы Гали в зеркале и вдруг понял, как я, дилетант, смогу вписаться в этот ансамбль со звёздами-профессионалами. Действительно стало легче на душе. Загримированный я вышел в коридор, прошёлся до вывески над входом в кафе, постучал в дверь. Она отворилась, и я увидел Лифшица, стоящего на пороге. Он тихо сказал мне:

      – Заходите! Садитесь вон за тот столик, ближе к сцене.

      Звучала глухая фонограмма музыкального сопровождения, стрекот камер, Верхоланцев отдавал указания. Я сделал шаг по направлению к столику и чуть заметно вздрогнул, услышав чарующее пение. Без сомнения, голос, завораживающей яркой чувственностью, принадлежал Милане, стоящей в круге света на эстраде. Я присел за столик и с удовольствием включился в процесс. Она пела что-то по-английски,